Аглая Дюрсо - 17 м/с

Один мужчина сказал, что я — змея и укусила его за сердце. Другой мужчина сказал, что хотел бы смотреть в мои глаза вечно, потому что они цвета пивной бутылки. Еще один мужчина сказал, что никогда бы не обратил на меня внимания, если бы я не заговорила. Еще один нарисовал мой портрет пальцем на запотевшем стекле, и я тут же сказала, что страшно тороплюсь. Хоть и не тешила себя особыми иллюзиями по поводу собственной внешности.

Еще один человек был до того куртуазен, что даже чашку с кофе брал тыльными сторонами ладоней. Я предпочла уйти по-хорошему, чем дожидаться голодной смерти. Ну не могла же я ему признаться, что ем жареную картошку?!

А одного человека я хотела любить, как собака. Я хотела ни о чем не думать, а просто радоваться и махать хвостом, когда он появлялся. Но он хотел, чтобы я любила его как Карлсон. Он хотел, чтобы я ревниво говорила: «Ну я же лучше собаки».

Вообще-то я неревнива. Даже с неприхотливым набором глаз пивного цвета и минималистской наружностью, которую можно изобразить одним росчерком на оконном стекле, я убеждена, что лучше всех собак. Наверное, это оптимизм. Или инстинкт самосохранения.

Это был талантливый человек, потому что он добился своего в поразительно короткие сроки. То есть — нет, сделать из меня Карлсона ему так и не удалось. Но вот у меня была одна знакомая собачка, с виду неказистая, а называлась ягдтерьер. Охотничья, несмотря на плюгавость. Злющая такая — начиная лаять, до того распалялась, что в обмороки падала. Я тоже в обмороки падала от злости при виде всяких симпатичных болонок. Талантливый человек еле спасся. Тоже, видно, силен инстинкт самосохранения.

Это было давно.

А сегодня я узнала, что есть места, где никакая плюгавость не страшна. Пути женщины с пивными глазами прихотливы. Потому что такой женщине нельзя рассчитывать на бонусы за ясный голубой взор и пшеничные локоны, а надо искать корм самостоятельно. И вот поиски корма завели меня в страшные места. По работе. Мне предстояло снять фильм про работников эротического танца. Этот танец называется стриптиз, и его пляшут мужчины, которым, наверное, тоже не приходится рассчитывать на бонусы, а выбивать эти бонусы, внезапно скидывая штаны. Штаны они скидывают в специально отведенных местах.

Там бархатные диваны, приват-кабинеты и женщины, которые суют купюры за стринги работникам танца.

Я ходила, не знала, куда мне глаза деть, спрашивала про дополнительный свет и рисовала на салфетке экспликацию. Работники танцевального жанра сказали, что они хотят показать мне товар лицом. Я в ужасе отшатнулась: «Что вы, что вы, вот придет режиссер, ему и покажете» (режиссер у нас здоровущий мужик, в случае чего отобьется). Но работники сказали, что я их неправильно поняла, что этот товар они показывают за деньги, а мне они хотят дать дополнительную информацию, чтобы фильм удался.

Из дополнительной информации было «крейзи-меню».

В него входило мытье со стриптизером в душе («а как же грибок?» — испугалась я); танец с барменом («а кто же тогда за стойкой?» — «менеджер»); танец с менеджером («а кто же тогда за стойкой?!»). Но самое главное, что туда входило, — это «каприз эгоистки». То есть при любой степени плюгавости, но при определенной толщине денежной котлеты любая посетительница этого бархатного дансинга могла попросить безропотного танцора о чем угодно. На протяжении восьми (!) часов.

«Это рабство?» — спросила я.

«Это работа».

Я сказала, что завтра пришлю сценарий и приеду писать предварительные интервью. Пусть готовятся, учат слова.

Они сказали, что прямо не знают, чем меня отблагодарить. «Не стоит благодарности», — сказала я. А сама думала, как бы мне поделовитей выйти из этого местечка, чтоб никто не подумал, что я не по работе.

Но они все равно сказали, что мне в этом клубе все бесплатно.

Видно, я хорошо замаскировалась, потому что, когда пробиралась к выходу, была окликнута. Какая-то клиентка попросила ром-колу. Видно, все менеджеры уже ушли на фронт в приват-комнаты.

Женщина была бальзаковского возраста и одета как-то слишком по-леопардовому. У нее денег на крейзи-меню явно не хватало, максимум на ром-колу.

И тогда я развернулась и пошла обратно. Мимо стойки, к администратору — сказать, что передумала и, пожалуй, воспользуюсь их щедростью.

Я заказала «каприз эгоистки».

«Едем к тебе, крошка?» — привычно спросил работник эротического танца. Он был только что со сцены, весь масляный, к нему прилипла футболка.

Я его спросила, закончил ли он школу, он сказал, что — да. В Липецке.

Еще он сказал: «Любой твой каприз, богиня».

Мы управились за три часа. Сначала мы перетаскали с балкона в машину летнюю резину, потом повесили на место багет с занавесками, потом он прикрутил полочку — я давно купила полочку, но у меня не было стремянки. Еще он поменял прокладки в душе, чтобы душ не тек. Молодой человек оказался ужасно сообразительным, вырезал эти прокладки из резинового сапожка моего ребенка. И зовут его, оказывается, не Титан, а Леша.

Он все время говорил. Наверное, его речевой аппарат не хотел отмереть даже в невыносимых условиях абсолютной нереализованности. За три часа я узнала об отношениях полов такое, что все самые ужасные чудовища моей жизни, самые коварные вероломцы представились мне ягнятами.

А потом он вытер руки, испачканные сантехническими работами, подошел ко мне и томно спросил: «Неужели это все, моя богиня?»

Мне было страшно неловко, но я все равно попросила его прикрутить шпингалет на двери в туалет.

Вообще-то он не хотел уходить. Он сидел на полу, играл в «Гейм бой», смотрел мультики по «дважды два».

А потом сказал, что от «каприза эгоистки» можно отказаться. Но сегодня в зале были такие динозавры.

Я поблагодарила за комплимент.

И вот теперь я сижу в квартире со шпингалетами, полкой и нормальным краном. И я, оказывается, лучше динозавра.

Что не совсем правда. Потому что у меня завтра день рождения. И меня уже никогда не полюбят мужчины за свежесть и юность. Потому что те, кто любил меня за свежесть и юность, пали в битве с драконами.

Но это не повод. Пусть любят за уникальность!

Осень наступила. Это я сразу поняла по состоянию белки. Эту белку я встречала все лето, она выбегала, просила что-то. А у меня ничего не было, кроме каштана. Я ей этот каштан бросала. Но она ничуть не обламывалась: хватала каштан, он у нее из пальцев выскальзывал, она его ловила и подкидывала. Устраивала шоу, как в мультике. А вчера еду на роликах — и эта белка. Она лежала на дороге. Ее, видно, сбило машиной. И рядом с ней валялась шишка. Видно, очень обрадовалась, что реальную еду нашла. И была невнимательна на дороге.