Мария Скрягина - Вид на Старый город

— Марта, они тебя давно невзлюбили. Ты же знаешь, их всегда раздражало, что у тебя есть свое собственное мнение. А еще ты часто игнорировала вечеринки факультета.

— Правильно, потому что мне абсолютно неинтересно сидеть, напиваться и терпеть чьи-нибудь приставания. И еще мне неинтересно коммуницировать со всякими болванами вроде Матиаса, и подлизываться к преподавателям…

. — Какая подлость! Но что делать, Марта?

— Ничего уже не сделаешь. Не знаю, наверное, я даже не смогу остаться на факультете. Меня будет все время тошнить. Придется бросить университет.

— Марта! Решение слишком важное, чтобы вот так, сгоряча…

— Нет, Симона, я как представлю, что увижу их лица, что буду сидеть на их лекциях и семинарах…

Письмо с отказом о продлении стипендии пришло через две недели, Марта с трудом дотянула семестр до конца и забрала документы. Она еще точно не знала, вернется ли к учебе. Мать, не знающая подробностей, отчитала ее по полной программе:

— О чем ты думаешь? Какое будущее планируешь? Хочешь, как твоя кузина, фасовать мусор на мусороперерабатывающем заводе? Или сидеть кассиршей в «Норме»? — при этих словах Марта невольно улыбнулась. — Смеешься? А ведь уборку туалетов никто не отменял. Для чего, кстати, нужны квалифицированные кадры, а у тебя даже такого образования нет. Марта! Это все не игрушки! Не забывай, в стране сейчас пять миллионов безработных, и никто не знает, сколько их будет завтра. Нужно закончить учебу, получить диплом, найти приличную работу, зарабатывать хорошие деньги. Марта, подумай! Мы с отцом, конечно, всегда будем тебе помогать, но ты уже в том возрасте, когда нужно самой становиться на ноги, строить свое будущее. Нельзя терять времени!

Время. Какое страшное слово. Время упускаешь, времени всегда не хватает, его не вернуть. Марта тогда все выслушала и почему-то не испугалась. Было внутреннее ощущение того, что она поступает правильно. Все будет, как нужно. Это только дело времени.

Кристоф тоже был не в восторге от ее поступка. Они сидели в японском ресторанчике недалеко от собора, потягивали пиво, ели суши. Марта думала найти хотя бы у Кристофа поддержки, понимания, но он тоже бубнил что-то о будущем, об испорченной репутации, о важности учебы. У него в жизни все хорошо, все распланировано. Ему такой форс-мажор непонятен.

Марта смотрела на Кристофа и думала о том, что перед ней сидит совершенно чужой человек. Что она знает о нем? Что он способный студент, что любит пикники по выходным, интеллектуальное кино и модерновые театральные постановки, что у него вся неделя расписана чуть ли не по минутам и красным маркером в ежедневнике напротив некоторых дней отмечено «Марта». Он очень уверен в себе, хорош в постели, привлекателен. Он никогда ничего не обещал Марте, а Марта — ему. И все вроде бы нормально. Вроде бы…

Кристоф попросил счет, потом они вышли из ресторана, а Марта все смотрела на него, как на незнакомца. Хотя внешне они даже похожи — высокие, худощавые, короткостриженые, темноволосые, их можно принять за брата и сестру. Но что там у обоих внутри? Они никогда не откровенничали друг с другом, как будто это было лишним, или даже опасным. Отсутствие откровенности и доверия связывало их, словно договор. Пожелай кто-то большего (конечно же, она, Марта) — и все рассыплется.

Несмотря на заверения матери о поддержке, пришлось срочно искать работу — надо было платить за квартиру, да и тех, кто отсылал ей счета за телефон, свет, страховку, ничуть не волновало, что пополнение банковского счета переводами из фонда больше не предвидится. С работой Марте повезло — хозяйка туристического бюро фрау Бауманн искала себе новую помощницу взамен той, что оставила ее чуть ли не в разгар сезона. Так появилось в ее жизни вредное пиликанье будильника по утрам, с трудом открывающиеся глаза, покупка сигарет в «Норме», дорога через мост и небольшая комната в обрамлении живописных фотографий. Марта привыкала. Во всяком случае, старалась делать вид, что ничего страшного не произошло.

У Кристофа были экзамены, конец семестра, потом он уехал к родителям в Ганновер. Марта оказалась предоставленной сама себе. В будни работала, в выходные гуляла по городу. Гуляла бесцельно, но не уподоблялась любителям рассматривать витрины. Она будто искала кого-то.

По Дунаю шли корабли — шикарные, белопалубные, из фешенебельных кают наблюдали европейские достопримечательности американские туристы, такие путешествия были довольно дороги, и обычно только они могли их себе позволить. Дунай, Дунай… Когда-нибудь она уплывет по Дунаю, только встретит на своем пути не знакомые с детства названия — Австрия, Венгрия, Болгария, Румыния, нет, это будут другие, волшебные страны. Марта еще спасалась мечтами, но чувствовала себя все неуверенней в предоставленной ей реальности.

Незаметно закончилось лето. Ее клиенты уже вернулись загоревшими, посвежевшими, с новыми впечатлениями, с массой фотографий и видеозаписей, с пакетиками сувениров и с планами на следующий отпуск. А для Марты время будто замедлило бег — дни были похожи один на другой, ничего не происходило и решения насчет собственного будущего не было.

В одно из воскресений Марта медленно шагала по переулку Остенгассе. Теснились стены домов, блеклые, выцветшие, но с симпатичными, милыми ставенками, с уютной черепицей. Вдруг открылся за коваными, чугунными воротами осенний садик — растения в кадках, нагроможденные друг на друга яркие, золотистые тыковки, сквозь которые просвечивали солнечные лучи. Марта застыла у накрепко запертых ворот, стояла, любовалась и ощущала чувство потерянного, недоступного рая. Не добраться. Завиток решетки, замок. Не дотянуться даже рукой.

Она уходила и знала, что вряд ли еще когда-нибудь набредет на этот садик, слишком неожиданно нашла его, словно кто-то хотел открыть ей нечто тайное, дать знак. За спиной оставалось волшебное видение: залитый солнцем кусочек двора, не обернуться — исчезнет, так пусть будет, будет, будет…

За углом обнаружился антикварный магазин с красивой, ручной работы кованой вывеской, с изящно оформленной витриной. Вот ее мать, к примеру, терпеть не может старые вещи, никакие, даже ценные. Они-де, сохраняют ауру старых владельцев, они зачастую громоздки, непрактичны и лишь занимают место и собирают пыль. Старшая фрау Фишер была поклонницей всего новенького, чистенького, только что сошедшего с конвейера или покинувшего помещение фабрики. Это для нее по телевизору крутили рекламу: «Еще новее! Самое новейшее! Новее не бывает! Новое-новое-преновое! Покупайте! Новые функции, новые возможности, новый дизайн! Удобство и комфорт! Идите в ногу со временем! Будьте модными, стильными, современными!» Бр-р.