Памела Джонсон - Особый дар

Недели за две до возвращения домой он послал письмо Клэр. На первый взгляд обычное дружеское письмо, написанное без всякого расчета. В действительности же расчет тут был.

«Я все больше и больше убеждаюсь в том, что жизнь ученого не для меня. Хочется выйти в широкий мир, хоть немного понять, что к чему. Но если я брошу диссертацию, это будет жестоким разочарованием для всех, включая отца с матерью, так что придется мне как-нибудь ее дотянуть. Но все-таки я приуныл, еще немного Французской революции, и я, кажется, вообще свихнусь».

На самом деле такая опасность грозила ему меньше, чем кому бы то ни было, но, как Тоби честно себе признался, он несколько сгустил краски, чтоб вызвать ее сочувствие.

Ответ Клэр оправдал все его надежды.

«По-моему, Вы дурите — ведь Вам предоставлены такие возможности! Ими бросаться нельзя. Впрочем, какое у меня право поучать других, когда я сама себя проклинаю? Но если Вы нуждаетесь в совете, я уверена, папа Вам его даст; мне помнится, он даже обещал. Может быть, потолкуем об этом, когда Вы вернетесь? Кстати, и мне хотелось бы с Вами кое о чем посоветоваться, так что придется Вам быть мудрым старейшиной племени. Позвоните мне. Привет».

В Лондон он приехал промозглым ноябрьским утром. Пахло сыростью и почему-то хризантемами, под ногами сочились водою палые листья. Он сразу поехал к себе, Тиллеру пока звонить не стал — да и что он ему скажет?

Первой, кому он позвонил, была Мейзи. И к величайшему своему удивлению, узнал, что она, ничего ему не сообщив, уехала с Амандой — та, как обычно, устремилась в погоню за солнцем.

— Мисс Мейзи, должно быть, вернется еще до рождества, — сказала ему экономка, и в голосе ее были ободряющие нотки.

Вот тут-то он позвонил Клэр, и та бурно ему обрадовалась. Можно ли встретиться с ней? Конечно, можно, почему же нет? Ведь он приедет в Глемсфорд, да? Дома только они с отцом. Мать в Австрии, катается на лыжах в Альпах. «И зря, это совершенно не по ней. Бедняжка, вечно она себе что-нибудь ломает. Переломы, правда, не серьезные — так, по пустякам».

В Глемсфорд он приехал в субботу. Клэр в брюках и синем свитере — ворот хомутом — открыла ему сама и, бегло поцеловав — так, словно он старый друг и это всего-навсего привычный ритуал, — ввела в холл. Там, как всегда, гуляли сквозняки, но в очаге ярко пылали огромные поленья, и они уселись на длинной низкой скамье поближе к огню.

— Прежде, чем перейти к делу, надо выпить, — сказала Клэр.

Она налила ему виски, а себе джина.

— Ну так. А вы, Тоби, хорошо выглядите, несмотря на все ваши сомнения и колебания.

— Вы тоже.

— Наверно, вам надо побольше двигаться. Вы вообще-то много ходите?

— От дома до университета и обратно, и еще — в Британский музей. Вот и все.

— Жаль, что вы не ездите верхом. Надо нам будет вас обучить. А как Мейзи?

Тоби ответил, что не знает: Мейзи уехала.

— А мне ничего не сказала. Да она и вообще ничего мне не рассказывает — с тех самых пор, как я сваляла дурака и проболталась, что вы у нас здесь побывали. До чего же глупо — я хочу сказать, то, что она так от меня отдалилась. Но и я тоже хороша. Ляпаю, не подумав.

«Очень даже подумав», — решил про себя Тоби. По-своему она умна и тонка, хоть и прикидывается простушкой.

Клэр резковато и прямо стала расспрашивать его о работе и о том, как у него шло дело в Париже.

— Как я вам и писал, еле-еле.

— Это надо обмозговать. Только не решайте ничего второпях, может быть, у вас сейчас просто хандра и все пройдет?

— Может быть. Впрочем, не думаю.

— Ленч у нас сегодня будет довольно скудный, — бросила она. — Одни только сандвичи, зато в изобилии. Пожуем-ка мы их прямо тут, у огня. Налейте себе еще виски. Нам никак не удается обогреть этот дом, а кухня и столовая просто разваливаются на глазах.

Когда она вышла, Тоби подумал, что временами она кажется почти красавицей, но чего-то в ней все-таки не хватает. Может быть, темперамента? Что ж, если так, тем лучше. Если же темперамент у нее все-таки есть, она умело его скрывает. С виду Клэр простецкая, компанейская девушка с ограниченным кругом интересов — этакая деревенская лошадница. Такая всегда будет спокойной и безмятежной, ведь у нее нервы не оголены. И хотя, судя по всему, хозяйка она неважнецкая (как выразилась бы его мать), у нее все получается складно, с нею приятно и легко.

Клэр вернулась с подносом.

— Угощайтесь. Теперь буду говорить я.

Но некоторое время она ела молча, молчал и он.

Наконец она заговорила:

— Я подумываю о том, чтобы выйти замуж. Заметьте, ударение сделано на слове «подумываю». Что вы на это скажете?

Тоби был ошеломлен. Такого он никак не ожидал.

— Что же я вам могу сказать, если не знаю никаких подробностей, — ответил он уклончиво.

— Ну так вот вам подробности. Зовут его Алек, он молодой баронет: отец его умер два года тому назад. Вы могли его видеть в Хэддисдоне, он хороший знакомый Аманды.

— Да, кажется, я его там как-то видел.

— Он славный, мягкий, очень неглуп, но у него нет подбородка, и я не знаю, сумею ли с этим свыкнуться. Казалось бы, какое это имеет значение, а вот почему-то имеет.

— Но он может отпустить бороду, — отшутился Тоби.

— Не выношу ни бороды, ни усов. Нет, я к нему несправедлива. А все-таки помните, как Анна Каренина (она произнесла «Каренѝна») вдруг заметила, что у ее мужа странно выдаются уши? — И это говорит Клэр, которая утверждала, что не читает ничего, кроме детективов! Ну, правда, она очень легко все схватывает. — Денег у него не густо, но это не имеет значения. Я чувствую, что если не устрою в скором времени свою жизнь, начну сохнуть на корню. Во всяком случае, он на это прозрачно намекает.

— Сколько вам лет?

— Двадцать три.

— Сохнуть пока рановато, — возразил Тоби, чувствуя неприятный холодок в желудке.

— И все-таки, может, это разумный шаг, а? Что вы мне посоветуете?

Быть может, потому, что ее взгляд, обычно такой искренний и смелый, на сей раз искренним ему не показался, до него вдруг дошло, что замуж она вовсе не собирается. И он сказал:

— Если так, я бы на вашем месте за него вышел. Невзирая на подбородок и все прочее. Мы любим людей за их недостатки, а не вопреки им, — нарочито напыщенно изрек он.

Она поглощала сандвичи с жадностью изголодавшегося человека, было в этом нечто показное, театральное: ни дать ни взять актриса, что ежевечерне (а по средам и субботам еще и на утренних спектаклях) вынуждена съедать на глазах у зрителей обильный обед. Наконец Клэр перестала жевать, отодвинула поднос и подбросила в огонь поленьев.

— Вам это, конечно, безразлично, — сказала она.

Тоби устало возразил:

— Думаю, что ни для кого из ваших друзей-мужчин это не безразлично.

— А знаете, вы мне понравились. Когда нас познакомили, я сразу повела себя с вами весьма вольно. Вам это пришлось по вкусу?