Памела Джонсон - Особый дар

Подошла Мейзи. Внешне все выглядело вполне обыденно: просто болтает девушка с двумя молодыми людьми. Как жаль, сказала она, что Эйдриан не смог выбраться. Видно, он обречен сидеть в Линкольншире безвыездно.

— Трудно ему приходится, — сказал Тоби.

— А как дела у Боба и Риты?

— Я что-то в последнее время потерял с ними связь. Вероятно, все так же.

— Слышала я про Эйдриана, — вдруг возвестила через всю комнату Клэр, которую никак не удостаивала внимания восседающая на троне миссис Робертс. — Перчик мне рассказывал.

— Ах, так ты знаком с Перчиком? — обратилась Мейзи к Тоби. — Мне он нравится.

— Когда хвалят сына, это просто бальзам для моей души, — включилась в их разговор Мойра Ллэнгейн.

А ее муж спросил Тоби:

— Ну как, молодой человек, пришли вам новые мысли касательно вашего будущего?

— Мыслей у меня целый рой, — ответил Тоби, — но пока они еще не выкристаллизовались.

Стоя спиной к матери, он кожей почувствовал на себе ее острый взгляд.

Но вот гости пошли к столу, и Аманда, удостоверившись, что каждый сел на предназначенное для него место, принялась выполнять функции хозяйки.

— Дети мои, — объявила она, — после того, как мы поедим, Филип (так звали пианиста) нам сыграет, он дал свое любезное согласие и предлагает вам заказывать музыку самим — так сказать, à la carte [40] Заказ по обеденной карточке (франц.). .

Это сообщение вызвало у гостей бурный восторг.

За ленчем подавали яйца ржанки — миссис Робертс они показались подозрительными, а Тоби совершенно безвкусными, — бараньи отбивные, черносмородинный пломбир и оладьи с сыром. Он отметил про себя, что переживания не повлияли на аппетит Мейзи, и это в который раз принесло ему облегчение. Девушки между собой почти не разговаривали. Эдуард был необычно молчалив.

Тоби услышал, как его мать, сидевшая по правую руку от лорда Ллэнгейна, сказала ему:

— Когда готовишь пудинг с мясом и почками, надо точно знать, сколько класть нутряного жира, а сколько муки, это первое дело.

Тост за здоровье Аманды провозглашали трижды. Но когда ленч подходил к концу, поднялся Эдуард, строгий и торжественный:

— Предлагаю еще раз выпить за Аманду. Мы все горячо ее любим. Но я не уверен, что понимаем по-настоящему, сколько она сделала для людей искусства, в особенности для молодых. О себе могу сказать, что она утешала меня в часы испытания и радовалась за меня в дни удач, а такие дни, сами знаете, бывают у каждого из нас. Да, выпадают на нашу долю и удачи, не забывайте об этом. Ее дом — и, да позволено мне будет сказать, дом Мейзи — всегда открыт для всех нас. Жизнь блекнет, все менее щедро одаряет меня. Мое будущее, каким оно видится мне, не слишком меня радует. А этот дом — живое напоминание о золотых днях прошлого. Вот я и прошу вас еще раз выпить за Аманду, чей день рождения мы отмечаем сегодня. Надеюсь, мы будем праздновать его еще раз тридцать и каждый год пить за ее здоровье.

Эдуард поднял бокал, вслед за ним и остальные. Сел он неожиданно с такой поспешностью, словно опасался, что из-под него выдернут стул.

В ответ на его слова Аманда заулыбалась, глаза ее увлажнились — ей вообще ничего не стоило вызвать слезы в любой момент. Ах, какие все они чудесные, какие милые.

Ничего она для них не сделала, просто ублажала себя самое. Наоборот, это они неизменно доставляли ей радость.

Потом все снова перешли в гостиную, и Филип (пианист) сел за рояль. Гости не высказывали никаких пожеланий, предоставляя ему самому делать выбор. Исполнитель он был великолепный, это понимал даже Тоби. А что касается его матери, то она, по-видимому, обладала врожденным даром понимать все виды искусства. Миссис Робертс сидела молча, чуть склонив голову, словно слушать такую музыку было для нее делом привычным.

Филип играл французских композиторов: Дебюсси, Равеля, Форе. Концерт длился целый час. Затем пианист поднялся и странно решительным, даже несколько вызывающим жестом закрыл рояль.

Играл он так прекрасно, что никто из слушателей не нашел достойных слов для похвалы.

— Я получила истинное наслаждение, — проговорила миссис Робертс, обращаясь к Мейзи.

А Аманда сказала:

— Вы устроили мне настоящий праздник, Филип, — вы и милая миссис Робертс.

Разговор стал общим, гости громко переговаривались через всю комнату, и никого это, по-видимому, не смущало. Миссис Робертс шепнула Тоби, что ей нужно в туалет. Он вызвался проводить ее и заодно — если разрешит Аманда — показать коллекцию английских акварелей, развешанных у нее в кабинете.

— Вряд ли мне от этого будет какой-нибудь прок, — возразила миссис Робертс.

Аманда с готовностью дала разрешение, и они поднялись наверх. Когда они подходили к туалетной комнате, оттуда вышла Клэр. Едва за миссис Робертс закрылась дверь, Клэр коснулась руки Тоби.

— Не печалься, котик мой, котик мой, котик мой, — негромко пропела она. Клэр была большим знатоком по части оперетты. — Это неприятно, понимаю.

И она стала спускаться с лестницы, необыкновенно элегантная в светлых шелковых брюках и блузке. Никогда еще Клэр не казалась ему такой крупной и такой элегантной. Тоби остался наверху ждать миссис Робертс.

Акварели Биркет Форстера, Кокса, де Уинта и Сэндби она окинула равнодушным взглядом.

— Что-то я этого не понимаю. По-моему, преснятина. Только смотри, не говори миссис Феррарс.

— А то я сам не знаю.

— Приходит же людям такая блажь в голову — писать красками с детской палитры, — объявила она. Тут всесторонний вкус явно ей изменил.

Они вместе спустились вниз — в жужжание разговоров, табачный дым, чуть загадочный блеск Хэддисдона. Возможно, я здесь последний раз, подумал Тоби: ему и в самом деле дали почувствовать, что отныне он чужак, что перестал быть общим любимцем. Однако сейчас он по крайней мере понимал, зачем его пригласили — для того, чтобы он привез мать, сознание это наполняло его гордостью за нее.

Потом, как всегда, начались всевозможные игры на сообразительность — миссис Робертс в них участия не принимала, а вот Питер Коксон неизменно выходил победителем. Соображал он быстро, и память у него была колоссальная. Участвовал и Эдуард, но без особого интереса, просто из вежливости по отношению к хозяйке. А затем до самого чая играл струнный квартет. Миссис Робертс шепнула Тоби:

— И чего только тут не норовят в тебя запихнуть!

Но вот пришло время уезжать. Миссис Робертс буквально осыпали комплиментами. Аманда ее расцеловала, Эдуард тоже выразил такое желание, но добавил, что не осмеливается. Однако разрешения со стороны миссис Робертс не последовало. Клэр и Ллэнгейн подошли пожать ей руку. К машине Робертсов провожала Мейзи. Глаза ее ярко блестели, а позади маячил Эдуард, словно на тот случай, если ей потребуется защита. Как странно, подумалось Тоби, я и впрямь больше не увижу ее. Мысль эта против ожидания причинила ему острую боль. Если на то пошло, нет девушки чудесней Мейзи. Свежая, как весна, изящная, словно куколка, — выражения донельзя банальные, но ведь это и в самом деле так. А все же полюбить ее он не смог. Впрочем, сейчас он, пожалуй, к этому ближе, чем когда бы то ни было…