Питер Гитерс - Кот, который всегда со мной

Стояли бесчисленные тома, посвященные Томасу Джефферсону. Но где хотя бы одна книга о его коте? Почему в имении Джефферсона в Монтиселло больше нет некогда славившихся кошачьей мятой великолепных садов. И вообще — от кого он почерпнул мысль о независимости? Если уж на то пошло, почему так мало известно о коте Сёрена Кьеркегора, разработавшего блестящую философскую теорию, согласно которой собаки — лишь вымысел воображения. Почему нет памятника коту Эрнеста Хемингуэя, написавшему свое знаменитое «Прощайте, мыши». Или коту Джозефа Димаджо, [23] Джозеф Пол Димаджо (1914–1999) — американский бейсболист. В течение девяти месяцев был женат на Мэрилин Монро. который не только пятьдесят шесть дней подряд ел цыплят в собственном соку, но также был женат на кошке Мэрилин Монро. Ответ, мои друзья, таков — котизм. Но факт есть факт: кошки от начала века находились в центре исторических событий — вспомните кота Адама и Евы по кличке Ребро. Все это невозможно больше скрывать. И не должно.

Так появилась эта книга. Мы с соавторами попытались исправить исторические ошибки. Прошерстили весь мир в поисках редких рукописей, прочесали, что могли, провели сотни опросов, чтобы получить информацию. Приношу извинения за возможные упущения, и если в книге есть ошибки — это мяу кульпа. [24] Искаженное «меа кульпа» (mea culpa) — моя вина (лат.). Если правда, что за каждым великим мужчиной стоит великая женщина, то еще более справедливо, что за каждым великим человеком стоит еще более великий кот. Надеюсь, благодаря нашему труду и энтузиазму этот факт станет достоянием мира.

Должен сказать, что, читая эти строки спустя несколько лет, я в который раз поразился тому, каким красноречивым мог быть мой кот, тем более что английский для него не родной язык. Представляете, как бы это звучало, если бы он писал на родном языке? Однако оставлю этот вопрос на суд ученых. Может, кота Владимира Набокова…

Окунувшись на короткое время в трудовой процесс, большую часть времени мы избегали публичного внимания. Разумеется, имея рядом с собой Нортона, невозможно было вовсе уйти с общественной сцены. Слишком он был востребован.

Он не только присутствовал на вечеринках, которые устраивали мы с Дженис, но его часто приглашали в гости, когда приглашали нас. Если мы шли на шествие во время Хэллоуина (в котором участвовали почти все дети восточной части Лонг-Айленда), он был с нами. Если ехали к друзьям покупаться или перекусить, Нортон с удовольствием нас сопровождал (правда, не купался, но что касается солнечных ванн и еды — этого никогда не упускал). Собирались приятели — он тут как тут и почти всегда получал от общения удовольствие. Я сказал «почти», вспомнив случай с Эдом, Кэролайн и их детьми, когда мы обменивались рождественскими подарками. Один из их подарков предназначался Нортону — костюм ангела. Мы прикрепили к коту маленький прозрачный венчик и крылышки и оценили вид, который, скажем прямо, был не очень, поскольку Эду и Кэролайн не сразу удалось меня убедить, что Нортона нарядили не северным оленем. Он тоже был не в восторге. И должен честно признаться: ту встречу вспоминал без удовольствия.

Одно из наших самых странных общественных обязательств возникло во время воскресного завтрака с Нэнси и Зигги. Мы уселись и уже хотели всецело заняться яичницей, когда Зигги объявил, что желает нам кое-что рассказать. И поведал, что случилось с ним накануне вечером. Они с Нэнси пошли на модную деловую вечеринку вроде тех, какие устраивают миллионеры в усадьбах на побережье, где ставят навес человек на двести и приглашают попеть популярных исполнителей. Нам всем приходится на таких бывать. Наши приятели пошли туда, поскольку в данном случае миллионер был одним из клиентов Зигги. Во время обеда Зигги обнаружил, что его соседкой по столу оказалась женщина, которую он до смерти боялся. В его описании это был самый страшный человек на Уолл-стрит: крутая нравом, грубая и, если дело касалось денег, беспощадная. Обычно неустрашимый Зигги перед ней робел. Но тем субботним вечером, поощряемый Нэнси, решился преодолеть страх и заговорить с ней.

Ну, так вот… Обед подали, и гости расселись по местам. Зигги раз сто то поднимал голову, то вновь опускал к тарелке и, улыбаясь, пытался придумать, с чего бы начать беседу, чтобы женщина не решила, что он безнадежный идиот. Они немного поговорили о деле, при этом Зигги умудрился не сморозить глупость. Затем за столом почему-то упомянули собак. Невеста Франкенштейна оживилась и спросила Зигги, есть ли у него собака? Он ответил, что нет. И неизвестно зачем добавил:

— Мой товарищ держит кота.

Женщина посмотрела на него как на ненормального, да Зигги и сам чувствовал, что сходит с ума. Уже собирался сказать: «Забудьте. Давайте вернемся к деньгам», — но почему-то продолжал гнуть свое, ускоряя процесс падения в пропасть безумия.

— Товарищ очень любит своего кота. — Он потел, и все за столом молча уставились на него. А Зигги, довершая дело, чтобы его признали неизлечимым психом, добавил: — Он даже написал о своем коте книгу.

Самая страшная в мире женщина встрепенулась, в упор посмотрела на Зигги и взволнованно, словно ей сообщили, что акции Ай-би-эм подскочили на сто пунктов, спросила:

— Этого кота зовут, случайно, не Нортон?

Мой приятель Зигги так и осел на стуле. А дела тем временем принимали совершенно сверхъестественный оборот. Победительница всеньюйоркского конкурса на звание «Мисс Злыдня» стала его умолять познакомить ее с моим котом.

Наша яичница остыла. Дженис изумленно качала головой, не в силах поверить, что такое бывает, а Зигги повернулся ко мне и спросил:

— Ммм… как ты считаешь… Нортон согласится сходить в гости к моей клиентке? — Он начал объяснять, насколько это важно для его карьеры, как поможет в будущем, что из всех его клиентов эта женщина самая важная, и так без конца.

Терпеть не могу раболепные причитания — и я согласился. Заверил, что вислоухие шотландцы не оставляют товарищей в беде. Когда посуду убрали, Зигги позвонил мисс Злыдне и сказал, что днем Нортон будет рад к ней заглянуть, а затем сообщил нам, что в жизни не слышал более взволнованного голоса.

Через несколько часов Зигги заехал за нами на машине. Нортон находился в своей лучшей воскресной форме, впрочем, ничем не отличающейся от понедельничной, вторничной и далее до субботней, но был как-то по-особенному щеголеват. Оказавшись в Бриджгемптоне, мы подъехали к очень большому, очень новому и немного пугающему дому на побережье. Весь путь я выслушивал предостережения:

— Помни, она очень страшная. Не позволяй себя запугать. Очень-очень страшная. Не поддавайся.