Нагиб Махфуз - Зеркала

Или:

— Да простит аллах моего отца. Это он был причиной всех моих бед.

Или же:

— Нынешним молодым людям совсем нельзя доверять. Да убережет аллах мою дочь…

Я понимал, что взял на себя большую ответственность. Это ощущение особенно усиливалось при мысли о том, что наша связь не имеет под собой реальной основы и недолговечна. Для прочных отношений одной физической близости мало.

Однажды в конце лета или в начале осени того же года меня посетил в моем служебном кабинете Абдо аль-Басьюни. Он сильно изменился, но я узнал его сразу и встретил как своего доброго старого знакомого, словно и не было тех двадцати пяти, по меньшей мере, лет, пролетевших со дня нашей последней встречи. Я подумал: почему же он так переменился, ведь он старше меня всего на несколько лет.

— Что поделываешь? — спросил я.

— Хочешь узнать, — вместо ответа задал он мне вопрос, — что привело меня к тебе после такого долгого перерыва?

— Надеюсь, дружище, ничего плохого не случилось? — еще ни о чем не подозревая, простодушно воскликнул я.

— Я пришел к тебе как муж Амани Мухаммед [19] В Египте женщина, выходя замуж, сохраняет девичью фамилию. , — проговорил он, спокойно глядя мне в глаза.

Не сразу я уловил смысл сказанного, а когда уловил, меня будто током ударило. На какое-то мгновение я оказался в состоянии полной отрешенности, потеряв всякое представление о времени и пространстве. Видел перед собой лишь смуглое круглое лицо Абдо Басьюни, не сознавая при этом, кому оно принадлежит. Оно казалось мне застывшим ликом статуи. Я молча глядел на него. Не знаю уж, какое выражение было в этот миг на моей собственной физиономии, но Абдо покачал головой и благодушно сказал:

— Не пугайся. — И, улыбнувшись, добавил: — Ты ведь ничего не знал. Успокойся. Я не собираюсь мстить.

Я постепенно приходил в себя, но все вокруг продолжало казаться мне нереальным, готовым в любой момент исчезнуть, растаять как туман.

— К счастью, время, которое я провел в Париже, не пропало даром, — донесся до меня голос Абдо.

— Может быть, ты имеешь в виду другую женщину? — спросил я упавшим тоном.

— Я имею в виду женщину, у которой ты был вчера.

— Но она разведена!

— Клянусь совестью, я ее муж!

— Вот незадача, — пробормотал я.

— Но я пришел к тебе не за тем, чтобы поссориться или мстить.

— Клянусь аллахом, я глубоко сожалею о случившемся.

— Твоей вины тут нет. Ведь и ты — всего-навсего одна из ее жертв.

— Что?!

— А то, что ты не первый и не последний. Всякий раз я вмешиваюсь, чтобы удержать ее от окончательного падения, спасти будущее сына и дочери.

— Все это ужасно. Но… я не понимаю, зачем ты взвалил на себя эту ношу?

Другого выхода нет. Я не даю ей развода, хотя она и настаивает на нем.

— Но почему?

— Она мать моих детей, стоящих сейчас на пороге юности. Развод привел бы ее к окончательному падению. Она превратилась бы в профессиональную проститутку.

— Может быть, она вышла бы замуж вторично?

— На это она уже не способна.

— Да, сложная ситуация.

— Поэтому я и настаиваю на ее возвращении в семью. Хочу спасти то, что еще можно спасти. К счастью, мое пребывание в Париже оказалось не напрасным.

— Тяжелая штука жизнь! — произнес я с грустью.

— То-то и оно. Наверное, она говорила обо мне. Мне тоже есть что сказать. И все же я намерен спасти то, что можно спасти.

— Вот уж не предполагал, что могу оказаться перед тобой в таком положении.

Абдо ничего не ответил, взял сигарету и, прикурив, задумался. Он казался старым и утомленным. Взглянув на меня, он вдруг спросил:

— Ты, конечно, помнишь мою прошлую жизнь?

Конечно, я помнил. Годы, проведенные нами в университете. Поездка Абдо в Париж за свой счет для завершения образования. Бесславное возвращение через два или три года. Избрание в парламент. Прекрасное положение, занятое им благодаря семейным и партийным связям и депутатскому званию.

— Когда произошла июльская революция, — продолжал Абдо, — я воспринял ее как нечто неизбежное. Она не противоречила моему свободному образу мыслей. Я честно служил ей, но был несправедливо обвинен в участии в заговоре вместе с группой партийных лидеров. Меня арестовали, какое-то время держали в тюрьме, а на имущество наложили секвестр. Я оказался буквально на улице. — Не зная, что сказать, я молчал.

— Но у жены твоей есть средства!

— Она беднее бедного, — рассмеялся он. — Богата ее тетка, но у той есть наследник. Очевидно, и тут она тебе солгала.

Мы помолчали.

— Это и испортило вашу совместную жизнь? — спросил я.

— Вовсе нет. С первого же дня я серьезно принялся за работу. Занялся переводами, обратился к старым друзьям-журналистам, чтобы они помогли их опубликовать. Но пережитое сказалось на моем характере. То и дело у нас с женой стали возникать размолвки.

— Такое может случиться в любой семье, и это поправимо, — заметил я.

— Чем дальше, тем хуже становились наши отношения. Амани глупа и не стоила того, чтобы ее удерживать, если б не дети. — Запнувшись на мгновение, он признался: — Однажды меня взяла такая злость, что я поколотил ее, и она не может мне этого простить.

— Да, не повезло тебе в жизни.

— Прошу тебя, порви с ней.

Сам не веря своему избавлению, я поспешно воскликнул:

— Можешь не сомневаться!

— И попытайся убедить ее вернуться в семью.

— Сделаю все, что в моих силах.

— Ну, хватит об этом, — махнув рукой, словно отсекая что-то, сказал Абдо.

Я вздохнул с облегчением, а он принялся вспоминать былые времена и в числе старых знакомых вспомнил доктора Ибрагима Акля и доктора Махера Абд аль-Керима. О последнем он сказал:

— Я не бывал в его салоне с тех пор, как уехал в Париж. Теперь думаю возобновить свои посещения. Семья лишилась земель, и дворец в Мунире продан. Доктор Махер приобрел виллу в Гелиополисе [20] Гелиополис — один из новых районов Каира. и перевез туда старую мебель из прежней гостиной.

— Мне это известно. Ведь я бываю у него регулярно с тридцатого года.

Абдо Басьюни принялся восторгаться моей деятельностью и успехами.

— Я бьюсь изо всех сил, — сказал он, — чтобы сохранить свое достоинство. У меня обширные планы: буду переводить книги, пьесы, сценарии.

— Ну и отлично.

— Но мне нужно, чтобы со мной заключали договоры.

— У тебя есть что-нибудь уже готовое?

— Мне дали понять, что вопрос не только в том, что я могу предложить. Чтобы заключить договор, нужны деньги. А денег у меня нет!

— Не верь всяким сплетням.

— Или нужно писать хвалебные статьи о тех, от кого это зависит.

— Говорю тебе, не верь!

— Я готов публично утверждать, что любой из этих ослов гениальнее самого Ахмеда Шауки [21] Ахмед Шауки (1809–1932) — известный египетский поэт. , но в этой области слишком много конкурентов, а у меня нет имени. И в довершение всего я не работаю ни на радио, ни на телевидении и никого не могу пригласить участвовать в программе. Остается лишь одно…