Вера Юдина - Человек под маской дьявола

Я согласилась, но больше из вежливости. Мне стало ясно только одно. Накануне вечером, Рихард изрядно напился, и застрелился в своей маленькой квартире на улице Neue Schönhauser Strasse, с прелестной деревянной лестницей выходящей прямо во двор. И хотя все были уверены, что выстрел он произвел собственной рукой, я точно знала, в чьей именно руке был пистолет, оборвавший жизнь этого неприметного и грубого человека.

В том же году Генрих получил новое назначение, он не распространялся мне о тонкостях своей служебной деятельности в СС, но вынужден был теперь уезжать из дома едва вставало солнце и возвращаться, когда весь дом уже спал. Наступили темные для меня времена. Я практически осталась одна. Только милый Александр и доброжелательный Януш иногда помогали мне отвлечься от грустных мыслей. В то время я тосковала по Генриху, и от этого мне становилось не по себе. Я уже тогда начала думать, о последствиях войны. Уже тогда передо мной встал вопрос: «А что случится, когда война закончится». Неважно чем она закончится — победой или поражением Германии. Я знала одно, так или иначе я проиграю.

В начале декабря 1944 года союзники начали бомбить Берлин с воздуха. Утром и вечером, как по расписанию, громкие взрывы сотрясали все ближайшие окрестности. Наш дом хоть и находился в отдалении от города, но, так или иначе, наполнялся оглушительными взрывами. Очень часто я замечала как столпы пыли, поднятые разрушенными зданиями, темным облаком рассеивался по округе, и, танцуя смертельный танец, устало оседают в окрестностях. Это было дикое и пугающее зрелище.

Еще до того, как прогремел первый взрыв, все служащие нашего дома покинули нас, и посовещавшись, мы решили отправить Александра и Януша в Нюрнберг к фон Зиммерам. Генрих написал длинное, официальное письмо, в котором описывал свои пожелания по устроению мальчика в безопасности. Вместе с Александром, учителем и экономкой, пожелавших сопровождать мальчика в опасном путешествии, мы отправили письмо по назначению. Через два дня, позвонил отец Генриха, господин Отто фон Зиммер. Он сообщил, что мальчик добрался благополучно и они с превеликим удовольствием займутся его воспитанием. Ханна и Януш безусловно остаются при мальчике.

Я успокоилась, теперь меня уже ничего не привязывало к дому. И я могла спокойно передвигаться по городу. В те дни я стала чаще навещать своих новых знакомых, живущих в том же районе, что и мы. Воспитанные и учтивые немки, хоть и не принимали меня как свою ровню, все же старалась любыми способами не дать мне почувствовать нашу огромную разницу в социальном положении. Воспитана я была не хуже этих великолепных женщин, но как они не могла похвастаться удивительными событиями из жизни, и по возможности старалась больше слушать, черпая из их жизней, что-то новое для себя.

Не смотря на то, что ситуация в Берлине ухудшалась, мои новые подруги искренне верили, в победу Третьего Рейха. Они часто говорили, что придет время и Германия еще себя покажет, что это только затишье перед смертоносной бурей. Никто не хотел верить, что непобедимые войска нацисткой Германии могут принять позорное поражение. Их политические взгляды, заставили меня осознать, что фюрер был всего-навсего олицетворением системы и одной общей идеи, которой в те года дышала основная масса людей населявших Германию. Эта идея жила в их умах и текла в их крови.

Однажды они завели разговор о евреях. И я впервые с ужасом осознала, что эти женщины и понятия не имеют о ситуации творящейся в оккупированной Европе. Они говорили о переселении евреев спокойно и с легкими насмешками.

— Вы заметили, что в городе стало легче дышать? И пусть лучше нас разносят с неба, чем мы бы терпели соседство с этими ужасными людьми. — высказывание Хизер, миловидной шатенки, с идеальным макияжем и шикарными волосами, вызвало всеобщее одобрение.

Я впервые решилась вмешаться в их разговор.

— Почему вы считаете, что евреи ваши враги?

Они все замолчали и удивленно уставились на меня, словно я в этот момент оскорбила их самые светлые чувства.

— Дорогая, только не говорите нам, что вы из этих… — удивленно закатив глаза, надменно спросила Паула.

— Из этих?

— Ну из пацифистов, из миротворцев.

— Я знала много евреев, прекрасно образованных и воспитанных. Мне кажется, они не заслужили такой участи.

— Участи? А что с ними делают плохого, их просто увозят туда, где им самое место. Я тоже знала много евреев, так вот все они были напыщенными и самовлюбленными наглецами. Они в лицо смеялись твоей неопытности в какой бы то ни было области. И чувство это поверьте мне, не из приятных. Быть осмеянной евреем. — возмущенно проговорила Хизер.

Паула поддержала ее утвердительным киванием головы.

Я не выдержала. Голос мой тогда звучал спокойно, я словно рассказывала им об очередном своем путешествии по Европе.

— В Варшаве, всех евреев согнали в гетто. Вы знаете, что это такое? — они удивленно заморгали. — Это такие закрытые кварталы. Где у людей нет возможности даже добыть себе пропитание. Они голодают, их кожа приобретает темно серый оттенок, как у покойников. Оттенок смерти. У них забирают личные вещи и драгоценности, регулярно избивают. А после отправляют в лагеря смерти, и запах от их горящих тел, разносится на многие мили вокруг. В Смоленске, всех евреев из гетто, по очереди поставили в линию и пустили каждому пулю в затылок, а после скинули в глубокий ров и закопали. Вы это переселение имели ввиду?

На один лишь миг в комнате повисла тревожная тишина. Женщины удивленно моргали и переглядывались, не зная что ответить. Я смотрела на их лица и не могла понять, неужели эти роскошные женщины, верные жены своих бравых и отважных мужей, на самом деле ничего не знают об ужасах творящихся за пределами Берлина?

Первой опомнилась Паула. Она затрясла головой и замахала руками.

— Нет. Нет. И еще раз нет. То что вы говорите, это полная чушь. Это все сказки распускаемые этими жалкими евреями, мол пожалейте нас, мы такие несчастные. Эти люди, приспособленцы, они как вампиры, обживаются на теле здоровой страны и медленно сосут из нее кровь, подстраивая под себя все что их окружает. Они спекулянты, зарабатывают на горе не зная совести. И, в противовес вашим словам, расскажу одну историю, моя знакомая, вышла замуж за еврея. И когда им объявили о переселении, она категорически отказалась. Так вот они живут сейчас с ним припеваючи, в своей квартирке в Кельне и бед себе не знают. Если бы все было как вы говорите, Анна, разве позволили бы моей знакомой спокойно наслаждаться тихим, семейным счастьем.

Я не сдержала дерзкого смешка.

— Вашей знакомой повезло. Мне известен другой исход смешанного брака с евреем. Вы не хотите видеть правду. На ваших глазах пелена высокомерия, почему-то вы считаете себя высшей расой, людьми иного сорта. Но это не так. Все люди одинаковые.