Энтони Берджесс - Человек из Назарета

Иисус тотчас разразился неистовой речью:

— Мне ясно, к чему ты клонишь, но ты — глупец! Может ли человек с помощью демонов изгнать демонов? Будет ли веельзевул, повелитель мух, изгонять то, что ему принадлежит? Но я вижу, что там, где нет понимания, не будет и веры! — И он сплюнул на землю.

Другой, более сдержанный и разумный старец, сказал:

— Извини. Ты видишь, как у нас тут… Мы не привыкли к появлению чужих в нашем городе. Мы предпочитаем, чтобы все шло так, как было всегда. Если ты ищешь, где остановиться на ночь… ну что же, повторю то, что я уже сказал: мы не привыкли к появлению чужих.

— Ты остановишься в моем доме, — сказал исцелившийся. — Это самое малое, что я могу для тебя сделать.

— Нет, — твердо сказал Иисус. — Сегодня тебе ни к чему чужие в доме. Ты должен быть с теми, кого любишь. А завтра приступай к служению Царству Небесному. Расскажи всем о том великом благе, которое оказал тебе Бог. Старайся любить ближних своих. — И он холодно посмотрел на этих ближних.

Иисус и его ученики провели ночь за городом, под открытым небом. Иоанн развел еще один костер, чтобы можно было согреться в холодные предрассветные часы. На этот раз Иисус благоразумно, что с ним бывало не всегда, лег спать чуть раньше остальных и поодаль от костра, сказав, что там ему будет достаточно тепло. Он понимал, что шестеро учеников должны узнать друг друга в непринужденной обстановке, без его стесняющего присутствия, а знакомясь друг с другом, они обязательно заведут разговор о нем, и разговор этот будет более откровенным.

Симон предложил Матфею:

— Я думаю, ты должен взять на себя денежные дела.

— Денежные дела? — удивился Матфей. — Какие еще денежные дела? Я думал, мы уже отказались от денег.

— Нам приходится иногда попрошайничать, — сказал Симон. — Мы ведь должны что-то есть. Нельзя же питаться только рыбой да ягодами, это хороший способ заработать понос. Нам нужен хлеб — хлеб насущный, как сказано в молитве. Найдутся такие, помяни мое слово, которые будут идти за нами, не отходя ни на шаг. А их надо будет кормить. В сущности, подаяние бедным — вот что я имею в виду, говоря о деньгах.

— Мы сами и есть бедные, — вмешался Иаков.

— Но всегда найдутся еще беднее, — возразил Симон. — Ты должен стать тем, кого называют казначеем, Матфей. Ты человек образованный и сможешь вести счет деньгам.

— Юный Иоанн тоже получил образование, — заметил Матфей.

— Иоанн глуповат по части денег, — сказал Иаков.

— О ужас, геенна огненная! — ухмыльнулся Иоанн. — Ты назвал меня глупцом!

— Не нравится мне это, — сказал Матфей. — Мне больше не хочется иметь дело с деньгами. Однако я возьму это на себя, попробую еще разок.

— Хорошо, — сказал Симон. — Ну вот, ребята, были мы когда-то мастерами в разных ремеслах, а теперь стали нищими, и иного будущего у нас нет.

— Я иногда думаю о будущем, — заговорил Филипп. — Когда, как сейчас, Иисуса нет рядом. Думаю — не глупец ли я. И считаю, что нет ничего страшного, если иногда назовешь себя глупцом. Так же было и с Иоанном — с тем Иоанном, настоящим, ты уж прости меня, Иоанн. Я был готов верить любым его словам, пока он не бросил нас. Я хочу сказать, неужели мы так теперь и будем жить? Еще лет тридцать — сорок?

— От тебя никто не ждет, чтобы ты думал о будущем, — произнес Андрей. — Слышал, как он говорил? Довольно для каждого дня своей заботы. Следует признать, что здравый смысл в этом есть.

— Да, — согласился Филипп, — но каждый человек строит какие-то планы. Насчет женитьбы, скажем, детей или собственного дома. И здесь возникает один важный вопрос. Все мы неженатые, а он как бы предполагает, что ни один из нас никогда и не будет помышлять о женитьбе. Или вообще о женщинах, если уж на то пошло. Во всем этом есть что-то противоестественное.

— Я вдовец, — сказал Симон. — Единственный по-настоящему одинокий мужчина среди вас. Но о женитьбе я и не думаю.

— Он тоже вдовец, — заметил Андрей. — Вам это известно?

— А я и не знал, — удивился Матфей. — Он сам тебе рассказал об этом?

— Иоанн нам рассказывал, — сказал Филипп. — Большой Иоанн, Креститель.

— Никогда бы не подумал. Я считал, что он… ну, как бы сторонник целибата.

— Сторонник чего? — переспросил Симон. — Не понимаю я этих мудреных словечек.

— Сторонник того, чтобы наилучшим образом использовать свои природные инстинкты, — ответил Матфей. — Слово «любовь» имеет два смысла, но нас, похоже, заботит только один из них.

Симон хмыкнул:

— Сказать вам, что я думаю, парни? Я думаю, все эти дела продлятся недолго. Год, самое большее — два. Почему недолго? Да потому, что он почти стремится наживать врагов. Я имею в виду фарисеев, любителей умывать руки. Фарисеи — люди важные, с большим влиянием. Вы только вообразите, что было бы, если бы он приехал в Иерусалим и стал распространяться, будто фарисеи — плохие ребята. Да они бы его живьем съели, друзья мои. И нас в придачу.

— А мы что, разве в Иерусалим собираемся? — удивился Иаков. — Я даже и не помышлял о таком. Надо же — Иерусалим!

— Придет пора, услышим и об этом, — сказал Андрей. — Всему свое время.

Наступила тишина, достаточно продолжительная, чтобы сидевшая где-то рядом сова успела несколько раз ухнуть. Затем Иоанн смущенно спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:

— А что вы на самом деле о нем думаете?

— О, он особенный, — отозвался Симон. — Я хочу сказать, мы ведь все видели, на что он способен. Он из тех особенных людей, которых называют Сыны Божьи. Вроде Моисея, царя Давида или Самсона. Надо быть круглым дураком, чтобы не захотеть следовать за ним. Я хочу сказать, что, помимо того, что он делает, имеет смысл и то, что он говорит. А вообще, если хотите знать, все это — настоящее приключение, — сказал он, потягиваясь. — И вам, молодым, никакого вреда от него не будет. Иоанн, подложи-ка хвороста в костер, а то становится прохладно. Мы с Матфеем посторожим часа два, а потом нас сменят Андрей с Филиппом. Нужно, чтобы было немного по-военному. Вокруг враги, как я говорил. Мне раньше приходилось бывать в этих местах. Веселые типы здесь бродят.

На рассвете, когда Иаков и Иоанн сидели у догорающего костра и размышляли, как бы поделикатнее разбудить своих товарищей, они заметили какого-то человека, который шел в их сторону. Это был мужчина средних лет, с озабоченным и печальным лицом. По причине утренней прохлады он тщательно кутался в плащ из крашеной ткани. Увидев Иакова с Иоанном, мужчина поприветствовал их взмахом руки, споткнулся, но удержал равновесие. Подойдя, он заговорил, переводя взгляд с одного на другого:

— Это ты, господин? Ты и есть тот самый? Или, может быть, это ты?

— Тот, который тебе, скорее всего, нужен, еще спит, — ответил Иаков, показывая большим пальцем назад. — Но ты можешь сказать нам, зачем он тебе.