Надежда Щепкина - Постскриптум. Дальше был СССР. Жизнь Ольги Мураловой.

А теперь — вытри слезы и улыбнись. Знаешь, то, что мы живем врозь, имеет и некоторые положительные стороны, по крайней мере, для тебя. Тебе не надо готовить мне обед, стирать мои рубашки...

— Но я хочу готовить тебе пищу, стирать твое белье, смахивать пылинки вокруг тебя, — горячо прервала она его. Я умираю от ревности, когда сознаю, что какая-то другая женщина делает это вместо меня!

— Но это будет серьезно мешать твоей учебе. Ты должна завершить свое образование, — остался всего-то какой-то год. Вот, что мы с тобой сделаем. В сентябре оба возьмем отпуск и закатимся на юг, к морю. Там мы будем всецело принадлежать друг другу.

Катя оживилась:

— А давай мы поедем к моим родителям в Таганрог! Там теплое ласковое Азовское море, в сентябре купальный сезон в разгаре. А какие там арбузы и дыни! А какая там вкусная рыба и как ее много!

— Неплохая идея. У нас будет еще много времени обсудить все досконально.

Их встречи стали регулярными. Кирилл был по-прежнему нежен и внимателен к подруге. Катю немного огорчало, что их посещения общественных мест полностью прекратились. Она с грустью вспоминала их интеллектуальное общение в начале их знакомства. Это было так ново и интересно! Хотя новый характер их отношений имел для Кати свою прелесть.

Однажды она ждала Кирилла в своей комнате, а тот запаздывал. Не зная, чем занять себя, Катя взяла какой-то роман, но чтение не развлекло ее. Она прилегла на кровать и незаметно уснула. Проснулась Катя с ощущением счастья: он был рядом, он целовал ее. Она вскочила с постели.

— Пойдем пить чай, я все приготовила.

— Чай мы будем пить потом, — возразил Кирилл, расплетая ее косу и зарывая свое лицо в волнах густых, душистых волос.

Потом они пили чай с медом, привезенным из Ораниенбаума и с печеньем, которое принес Кирилл.

Раздался стук в дверь и в комнату, не дожидаясь ответа, влетела соседка, Амалия Карловна, дама решительная и деятельная. Зорким глазом она отметила измятую постель, распущенные волосы Кати, небрежность в одежде ее гостя. С чуть заметной иронической усмешкой соседка извинилась за вторжение и заявила:

— Утром, в Ваше отсутствие принесли депешу, я ее приняла и поручила сыну отдать ее Вам, как появитесь. А он забыл. Вот, возьмите.

Дождавшись, когда соседка покинет комнату, Катя вскрыла депешу. В ней сообщалось, что завтра в 7 часов 30 минут пополудни приезжает Сергей. Просит на вокзале его не встречать, но быть дома, — нужна помощь.

— Браво! — кричала Катя. — Наконец-то!

Кирилл задумчиво ходил по комнате.

— Катя, ты собираешься рассказать Сергею о наших отношениях?

— Непременно! У нас с братом нет секретов.

— А вот этого делать и не следует. Он не поймет наших обстоятельств и потребует в самой категоричной форме, чтобы мы либо поженились, либо перестали встречаться. Но сейчас мы не можем сделать ни того, ни другого. Неизбежен тяжелый конфликт с непредсказуемыми последствиями. Так что, давай пока промолчим до тех пор, пока обстоятельства изменятся.

— Но ведь это значит, что мы не сможем встречаться ни у тебя, ни у меня!

— Об этом я позабочусь, — возразил он, целуя Катю на прощание.

Вечером другого дня в дверях стоял мужик в треухе и в овчинном тулупе, в котором Катя с трудом узнала брата. За ним скромно жалась у дверей тщедушная фигурка девушки в черной рясе, укутанная в толстую пушистую шаль.

— Здорово, сестричка! Ну, как тебе мой наряд? Я ведь летом уезжал, не думая, что задержусь надолго. Постой, постой! Да ты ли это? Тебя и не узнать, — похудела, похорошела-то как! Красавицей стала. Подумать только, — мы в Таганроге тебя чуть ли не дурнушкой считали, мать вздыхала, что тебя замуж никто не возьмет. Случилось что-нибудь?

— Случилось, — улыбнулась Катя. — Я все тебе потом расскажу... У меня новая интересная работа, — спохватилась она, вспомнив предостережения Кирилла. А сейчас познакомь меня с твоей спутницей и позволь ей пройти в комнату.

— Это, Катюша, мой друг, — специально говорю «друг», а не «подруга» или «подружка», — эти слова имеют несколько фривольный оттенок. Она — бывшая послушница Десятинного монастыря, которую я умыкнул с тем, чтобы помочь ей устроиться в Питере в светской жизни. Зовут ее в миру Ольга Федоровна, Оля. А проходить нам в комнаты лучше не стоит. Вокзалы и поезда кишат насекомыми. Так что организуй ей горячую ванну, да прокипяти одежду. То же самое я проделаю у Николая.

— Николая нет в Питере, он в Швеции, на выставке.

Сергей задумался.

— Это несколько усложняет дело. Впрочем, любезнейшая Домна Матвеевна не даст пропасть. Собери-ка ты мне бельишко и с Олей поделись своим добром, после разберемся.

— Я все сделаю. Мы с Олей тут справимся сами, ты только принеси снизу побольше дров из нашей поленницы.

— Это твоя невеста? — заговорщическим тоном спросила Катя, провожая брата до дверей.

— Мечтаю, но боюсь, что напрасно.

Когда утром Оля проснулась, в квартире никого не было. На столе лежала записка: «Убежала на работу. Пшенная каша и молоко на кухне. Как пользоваться керосинкой — обратись к соседке напротив на лестничной клетке, — ее зовут Амалия Карловна. Она очень любезная дама и с удовольствием поможет тебе. Вернусь вечером». Оля вышла на кухню, вымылась ледяной водой, благо монастырская жизнь приучила ее к этому. В этот момент, без приглашения явилась Амалия Карловна. Эта решительная дама имела обыкновение ходить таким образом, что сначала публике являлись ноги, затем живот, и только в последнюю очередь, голова. На этот раз усеянная папильотками. Строго говоря, имя при крещении эта дама получила несколько иное: ее звали Акулиной, но она так давно сменила это неблагозвучное имя на красивое заграничное «Амалия», что никто из знакомых и подумать не мог о подлоге. Что касается отчества, то его также пришлось сменить: «Карповна» никак не сочеталось с «Амалией». Поэтому она переделала его на «Карловна». Бедняга не подозревала, какие неприятности эта невинная хитрость принесет ей впоследствии.

Глубочайшим убеждением Амалии Карловны было то, что любое дело без ее руководства или хотя бы участия обречено на провал. Жертвой этого убеждения оказался ее единственный сын, тихое безвольное существо, которому было уже много за тридцать, а он все никак не мог устроить свою личную жизнь. Попыток было множество, но все они оканчивались примерно одинаково. Новую избранницу Амалия Карловна принимала с распростертыми объятиями, но малейшая инициатива с ее стороны пресекалась немедленно и категорично. Если все-таки каким-то чудом молодой жене удавалось что-то совершить, все срочно переделывалось самой Амалией Карловной с противоположным результатом. Невестки выдерживали не долго: от трех дней до трех месяцев. Три месяца — это был рекорд: бедняжке просто некуда было уйти.