Владимир Ионов - …А родись счастливой

— Ещё кто видел? — спросил парень, оглядывая сбившихся в проходе людей.

— Да кто ж тут чего видел в потёмках? Только голос и слышали. — И толпа тут же разбрелась по вагону, чтобы, не дай бог, не попасть в свидетели.

— Так, вы, вы и вы — в купе к проводнику, — распорядился парень, указав на Любу, старичка и тётку с нижней полки. — И проводнице: — А вы быстро к бригадиру, пусть свяжется со станцией… Где мы теперь остановимся?

— На Луговой…

— Пусть вызывает к поезду труповозку и наряд милиции.

— А мы-то чего? Она ведь лягнула его, — показала тётка на Любу. — Ко мне он токо што на полку встал. Чего мы видели?

— Если она «лягнула», а вы ничего не видели, ей срок грозит, поняли? Проходите к проводнику, составим протокол.

— Господи, спаси и помилуй! — стал креститься старичок.

— Я испугалась и просто оттолкнула его ногой, чтобы не лез, — выговорила Люба, унимая дрожь от холода и страха.

— След какой-то остался от его противоправных действий?

— Не знаю. Он, вроде, схватил меня за ногу выше колена.

— Хватал за ногу? В ваших интересах показать мне это сейчас.

— Здесь?

— Говорю, пройдём к проводнику!

В тесной каморке проводника четверым было не развернуться, и парень сел на столик, за плечи поставив Любу перед собой.

— Показывай, где он тебя хватал. Свидетели, смотрите тоже. Фиксируем.

— А вы кто? — неуверенно спросила Люба.

— Слушатель Великогорской высшей школы милиции. Выпускник. Я знаю, что делаю.

Мелко дрожащими руками Люба опустила брюки ниже колена.

— Господи, спаси и помилуй, и избави мя, — зашептал старичок, когда парень стал светить фонариком на голые ноги Любе.

— Левая нога? Есть неглубокая царапина. Все смотрим! И фиксируем. Видели? Можно одеваться. Вы и вы, — сказал он старичку и тётке, — сейчас подпишите протокол осмотра. А вы, — Любе, — готовьтесь к выходу на Луговой. Я должен сдать вас ЛОМу, линейному отделу милиции в смысле.

«Ну, вот и доехала до новой работы! — думала Люба, бредя к своей полке за вещами. — И дёрнуло меня так торопиться! День подождала бы, купила бы билет в СВ… Что за судьба у меня такая!?»

— Скажите, меня, верно, посадят? — спросила она обгонявшего её «слушателя и выпускника».

— Предел самообороны, конечно, превышен. Но я постараюсь в протоколе обострить обстоятельства нападения.

— Спасибо. А сколько мне могут дать?

— Сложно сказать. Исход летальный. Правда, нападавший ехал со справкой об освобождении… Статья у него была та ещё! Это как следователь теперь посмотрит и что суд решит…

Едва поезд остановился на Луговой, в вагон, оттеснив в него Любу и парня, (теперь он уже был в короткой серой шинели с погонами) ввалились два мужика с носилками и за ними вошли пожилой капитан милиции и два сонных молоденьких милиционера.

— Пройдём на место, — сказал капитан. — Первичный осмотр произведён? — спросил он слушателя ВШМ?

— Так точно! — отчеканил тот, протягивая капитану листы протокола, составленного ещё до остановки.

Вагонный люд потянулся, было, за ними полюбопытствовать, что будет дальше, как поведёт себя эта краля в лисьей шапке, угробившая человека. Но капитан тихо скомандовал всем оставаться на местах, и рядовые отделили участников происшествия от народа, загородив собой проход.

В последнем отделении вагона капитан приоткрыл простынь над телом, спросил:

— Шмотки… в смысле вещи какие с ним были, документы?

— Справка об освобождении из ИТК-6 и вещмешок, — сообщил слушатель школы милиции. — Справка приобщена к протоколу, вещмешок в ногах погибшего. Там, кроме белья и портянок ничего нет.

— Ладно, ну-ко встаньте, где кто был на момент происшествия. — Он пропустил старичков и Любу к столику. — На полки залезать не обязательно.

— Товарищ капитан, в протоколе всё зафиксировано, — доложил слушатель.

— Хорошо. Кто злоумышленник?

— Вот, Сокольникова Любовь Андреевна, — показал парень на Любу.

— Я же не нарочно. Испугалась, когда услышала, как он…

— Понятно. Вы где были? — спросил капитан соседку.

— Вот тута, внизу. Он через меня лез. На ногу мне наступил…

— Понятно. Ну, оставайтесь все на местах. А вы, старшина курса, пошли со мной к проводнику, — распорядился капитан. — Бригадир, ещё на десяток минут придержите поезд.

— А нельзя эту вывести, а нам трогаться? А то и так лишку стоим.

— Нельзя, — отрезал капитан.

В каморке проводника капитан рассмотрел схему происшествия, составленную старшиной курса, прочитал протокол.

— Хорошо вас учат исполнять, старшина. А вот думать — не очень. Ты чего девке шьёшь? Признаки по тридцать седьмой? — «умышленные действия, не соответствующие характеру посягательства»? Это же — срок, и жизнь — кувырком. Ты хоть за службой разглядел эту Любовь Андреевну?

— Так точно, товарищ капитан. Красотка. А что делать, если подпадает?…

— Слушать, старшина, свидетелей. Нижняя соседка что сказала? Он сначала ей на ногу наступил. Она её отдёрнула. Он потерял равновесие. Схватился за ногу верхней соседки. Она тоже испугалась, дёрнулась. И мужик грохнулся. Про его посягательство писать не обязательно. Обязательно будем писать про потерю равновесия. А это будет несчастный случай! И твоя… как её?… Любовь Андреевна?.. тут не причём. Так что этот протокол я оставлю себе. А ты быстро сочини другой с учётом вновь выявленных обстоятельств… Хотя, поезд держать не будем… Сам допишу. Только, эй, свидетели! Черкните мне свои закорючки и с богом! А мы с Любовь Андреевной пойдём ночь коротать… Следователь будет только утром… Проводи нас, бригадир! — И показал рядовым, чтобы взяли вещи Любы.

В двухэтажном деревянном доме линейного пункта милиции капитан коротким жестом усадил на место выскочившего, было, из-за барьерчика сержанта, распорядился, чтобы рядовой поднял Любины вещи к нему в кабинет, и повёл её по скрипучей некрашеной лестнице вверх.

Кабинетом начальника пункта громко именовалась комната за массивной дверью, выкрашенной белилами наверно ещё в прошлом веке. Но были в комнате двухтумбовый письменный стол с двумя чёрными телефонами, старый диван, обтянутый тёмным облезшим дерматином, небольшой сейф, когда-то покрытый серо-голубой краской, пара щегольских венских стульев, таких же, впрочем, древних, как всё здесь. И ещё — стоячая деревянная вешалка с четырьмя гнутыми вверх рожками.

— Раздевайтесь, располагайтесь, — обвел он рукой пространство комнаты. — Следователя нам ждать да ждать. Они в ЛОМе сидят. Нам — по штату не положены, словно не мы основную работу тянем… Ну, чего вы? Снимайте шубу, вешайте и располагайтесь. Сейчас чайку сообразим, согреемся…

Любу кольнуло последнее слово капитана. Тот, что лез под одеяло, тоже предлагал «согреться» у него на полке. Но этот-то, вроде, другой… Она повесила шубку на стойку, оставшись в шапке — волосы ведь не успела прибрать в вагоне — и осторожно опустилась на диван, скрипнувший органом своих пружин даже под её малым весом.