Николай Нароков - Могу!

— Довольно! — тихо, очень тихо остановила его Софья Андреевна.

У Потоковых уже давно было заведено так, что Юлия Сергеевна хоть и очень изредка, но все же навещала Софью Андреевну: того требовала вежливость. Эти посещения несколько тяготили Юлию Сергеевну, и она по-детски всегда старалась отложить их: «Лучше завтра!» Но Елизавета Николаевна упрекала ее «в малодушии» и не позволяла ей долго откладывать со дня на день и, когда, по ее мнению, приходил срок, настойчиво напоминала и требовала:

— Ты же давно не была у нее, Юлечка! Обязательно съезди, а то выходит так, будто ты пренебрегаешь!..

Ее, конечно, коробило то, о чем она вместе со всеми остальными догадывалась: отношение Софьи Андреевны к Мише. С дочерью она очень стыдливо не говорила о своих догадках, но с некоторыми знакомыми дамами говорила много, охотно и даже с острым интересом. Во всем обвиняла Софью Андреевну и жалела Мишу: «Испортит она этого мальчика, совсем испортит!»

В середине июля Елизавета Николаевна сообразила, что навестить Софью Андреевну давно пора.

— Поезжай, Юлечка! Нельзя же в самом деле!..

Юлия Сергеевна и сама видела, что мама права, и, скрепя сердце, поехала. «Я на полчасика, не больше!» — заверила она Георгия Васильевича.

Сидя у Софьи Андреевны, она, как всегда, чувствовала себя очень неловко, держалась натянуто и фальшиво. Обе все время старались быть оживленными, часто смеялись, но еще чаще обрывали этот смех и, не договорив одного, переходили на что-нибудь другое, тяжело придумывая: о чем можно еще поговорить?

— А Миши нет дома? — спросила Юлия Сергеевна.

Она спросила только для того, чтобы сказать что-нибудь, и спросила безразлично, небрежно, как бы между прочим. Но Софье Андреевне что-то почудилось в ее вопросе и, главное, в ее тоне. Она не поверила его безразличию или, вернее, заподозрила, что оно умышленно, что за этим безразличием Юлия Сергеевна что-то скрывает. «Почему это ей вдруг Миша понадобился?» — настороженно и остро подумала она. Взглянула на Юлию Сергеевну, но тотчас же отвела глаза и сделала равнодушное лицо.

— Нет, он дома… В своей комнате сидит и, кажется, занимается.

— Ну, что он? Как? Привыкает к американской жизни?

— Нет еще! — с заметным холодком ответила Софья Андреевна. — Ведь он в Америке меньше, чем полгода, так что еще и не начал привыкать!

В это время в комнату вошел Миша. И чуть только он увидел Юлию Сергеевну, тотчас же улыбнулся своей милой улыбкой. И Юлия Сергеевна ответила тем же.

Софья Андреевна увидела эти улыбки, и они кольнули ее. Не то зависть, не то раздражение почувствовала она и неприязненно посмотрела на Юлию Сергеевну.

Начали разговаривать втроем. Юлия Сергеевна начала расспрашивать Мишу, как ему живется в новой стране, скучает ли он по Франции, научился ли хоть немного английскому языку? Миша отвечал застенчиво, очень коротко, но почти все время улыбался, и было видно, что ему приятно быть с Юлией Сергеевной и говорить с нею. Софья Андреевна следила за ним, взглядывала на Юлию Сергеевну и чувствовала, как раздражение все больше и больше беспокоит ее.

Миша не сравнивал Юлию Сергеевну с Софьей Андреевной, но когда та начинала говорить, ему становилось неприятно: не тот голос, не тот взгляд, даже не те слова. У Юлии Сергеевны все естественное и простое, а у Софьи Андреевны все деланное и притворное. И он, ни в чем не давая себе отчета и ни о чем не спрашивая себя, по-особому чувствовал эту разницу.

Было и другое: голос Софьи Андреевны, ее взгляды и движения напоминали ему то, о чем он не хотел вспоминать и особенно не хотел сейчас, в присутствии Юлии Сергеевны. Подобно тому, как белая краска особенно бела и светла рядом с черной, Юлия Сергеевна казалась особенно милой, по-хорошему милой рядом с Софьей Андреевной. И то, что та сидела рядом и говорила свое, даже как-то оскорбляло Мишу, как будто она что-то пачкает или унижает. Ему хотелось, чтобы она ушла, чтобы ее не было здесь.

И она тоже чувствовала, что присутствие Юлии Сергеевны ей тягостно: то ли оно отнимает у нее что-то, то ли оно ей чем-то грозит. Неприязнь все сильнее росла в ней. Она удерживалась и старалась не смотреть на Юлию Сергеевну, но время от времени все же взглядывала на нее, и тогда в ее глазах появлялось даже что-то враждебное.

— А почему вы к нам никогда не приходите, Миша? — спросила Юлия Сергеевна. — Разве вам у нас не нравится? Плохо вам у нас?

— Нет, очень хорошо! — искренно вырвалось у Миши, и его глаза стали такими, каких Софья Андреевна у него никогда не видела.

«Да нет, мне это только так показалось!» — попробовала она убедить себя и словно бы для проверки начала вглядываться в Мишу. И оттого, что она именно вглядывалась, а не просто смотрела, она стала видеть то, чего не было. Она, например, видела, будто Миша любуется Юлией Сергеевной, будто в его улыбке прорывается восхищение, хотя Миша смотрел очень застенчиво и скромно, а улыбался так, как улыбался всегда: мило и робко.

Злобное чувство в Софье Андреевне нарастало: оно было видно в ее глазах, было слышно в ее голосе. Миша этого не замечал, но Юлия Сергеевна заметила. Конечно, она не поняла ничего, и только с легким недоумением слегка раскрыла глаза: «Что такое?» И ей стало неприятно.

— Однако мне уже пора к моему больному! — приподнялась она, стараясь улыбнуться. — Вы уж меня извините, Софья Андреевна, но вы ведь знаете, я всегда беспокоюсь и тороплюсь скорее вернуться. Хоть и знаю, что ничего не случится в мое отсутствие, но… А вдруг?

Она подошла, чтобы попрощаться, и опять увидела в глазах Софьи Андреевны нехорошее. Это ее чрезвычайно смутило, и она попрощалась неловко, скомканно.

— Так вы заходите к нам, Миша! — пригласила она. — Как только вам станет скучно, так и заходите!..

— А разве… Разве можно? — неуверенно спросил Миша и посмотрел на Софью Андреевну.

— Ну, конечно же можно! — радушно и ласково сказала Юлия Сергеевна. — Ведь вас, — повернулась она к Софье Андреевне, — часто дома не бывает… Вот и завозите Мишу к нам! Конечно, у нас не дом, а лазарет, но… Ему, вероятно, скучно одному, а у нас и Георгий Васильевич, и мама… И Борис Михайлович часто заходит… Всего хорошего, милая Софья Андреевна! — попрощалась она. — Не забывайте и вы нас!..

Когда она уехала, Миша, проводив ее, хотел пройти в свою комнату, но Софья Андреевна остановила его.

— Ты уходишь?

— Я…

— Посиди со мной!

Миша сел на кресло, но сел с таким видом, будто он каждую минуту готов встать и уйти. А Софья Андреевна раза два прошлась по комнате, и Миша видел, что она ходит нервно, словно бы толчками.

— Она очень милая, эта Юлия Сергеевна… Не правда ли? — спросила Софья Андреевна, остановившись и пристально глядя на Мишу.