Николай Нароков - Могу!

— Да? Молодец! Хвалю!

Борс улыбнулся этой похвале.

— Все, что вы сказали, я, конечно, постараюсь проверить! — пообещал он. — Но что может дать для дела такая проверка, я не знаю.

— И я не знаю! — сумрачно нахмурился Табурин.

— Вероятно, во всем том, что вы сказали, много важного и нужного. Но плохо то, что вы все время какими-то загадками говорите!

— Это оттого, что никаких отгадок у меня нет! — еще больше нахмурился Табурин.

— А только одни подозрения?

— Подозрения! — даже с отчаянием воскликнул Табурин. — Грандиозные подозрения, но… только подозрения! Я весь напичкан ими, а фактов у меня нет! Ни одного! — с жалобной горечью признался он. — Пахнет вокруг меня так сильно, что мне чихать хочется, а ухватиться мне не за что! Знаете ведь загадку: «Вокруг носа вьется, а в руки не дается»… Отгадка — запах! Вот так и со мной: именно вокруг носа вьется, каждой ноздрей слышу, как что-то вьется, а в руки ничего поймать не могу! Но… смогу! — угрожая кому-то, закричал он. — Рано или поздно, а смогу! Я им Виктора без боя не отдам, я за Виктора бороться буду, потому что это борьба за человека, да-с! За че-ло-века! Это вам не боксерский матч — Петерсон против Иогансона, это… Это… Это — человек против пуговицы, вот оно что!

За тот месяц, который Ив провел в Эквадоре, он получил несколько телеграмм за подписью Пинар. Он распечатывал их с некоторым нетерпением, чего-то ожидая от них, но, прочитав, равнодушно бросал в корзину. «Ничего нет? Подождем следующей!» — спокойно говорил он себе.

В этих телеграммах сообщалось, что чертежи заготовляются, что работа идет по плану, и изменений в предварительной смете не предвидится.

25 октября он получил еще одну телеграмму: «Чертежи готовы, срочно требуется ваше согласие». И в тот же день он вылетел из Квито, а на другой день вызвал к себе Софью Андреевну.

Они не виделись целый месяц. Все события произошли в отсутствие Ива, когда он был в Эквадоре. Софья Андреевна по заведенному у них правилу ничего о них не писала, но об убийстве Георгия Васильевича он знал, потому что ему по воздушной почте высылали в Квито местную газету.

Софья Андреевна приехала к нему, когда уже стемнело. Поздоровались коротко, даже сухо, как будто виделись совсем недавно. И едва лишь сели, как Ив задал свой обычный вопрос:

— Выпьете чего-нибудь?

— Нет, не хочу!

Он стал выжидательно смотреть на Софью Андреевну: что она скажет? Но она не начинала говорить и рассказывать, а казалась безучастной. Он не стал ее торопить. Только всматривался, пытаясь увидеть больше, чем она показывает. И видел: Софья Андреевна за этот месяц изменилась. Правда, она старалась быть такой, какой была всегда, ее поза была свободна и непринужденна, а в голосе слышалась знакомая Иву ее обычная легкая насмешка. Но под глазами лежали тени, которых не было раньше, губы сжимались плотнее, и брови нервно вздрагивали. Все это бросилось в глаза Иву. Главное же было в ее взгляде: он сделался неуверенным, в нем появился ищущий вопрос, и в нем стала ясно видна боль. Ив видел эту боль, но понять ее не мог. «Странный, очень странный у нее взгляд!» — всматривался он.

— Итак? — наконец подняла она голову.

— Итак? — со своим неизменным видом переспросил он равнодушно и спокойно.

— Вы, конечно, ждете от меня отчета. Но нужен ли он? Ведь вы и без него все знаете.

— Я знаю только то, что было в газетах.

— И я знаю только то, что было в газетах. Вы, кажется, рассчитывали на то, что я знаю больше? — насмешливо спросила она. — Вы ошиблись. Конечно, меня вызывал следователь, но ведь он мне ничего не рассказывал, а, наоборот, требовал, чтобы рассказывала я.

— Что же вы ему рассказали?

— Все, что я знала, т. е. почти ничего. Во всяком случае я постаралась говорить так, чтобы ничего не сказать. Да и о чем бы я могла говорить? О романе Юлии Сергеевны и Виктора? Он о нем, конечно, знал и без меня. Да и вообще он, конечно, лучше меня все знает!

Ив искоса посмотрел на нее.

— По правде сказать, я предполагал, что вы знаете больше, чем было в газетах!.. — на что-то намекая, сказал он.

— Больше? Но откуда же я могу знать больше? — с таким преувеличенным недоумением спросила Софья Андреевна, что Ив улыбнулся.

— Хотя бы из местных толков и слухов! — уклончиво пояснил он, прищурив глаза.

— О! Если бы я начала рассказывать их вам, то не кончила бы до утра!

— Я полагал, — продолжал Ив с той же уклончивостью, которая давала понять, что полагал он что-то совсем другое, а не то, что говорит, — что вы ближе других стояли к этому делу… то есть к этим людям! — поспешно поправился он. — И, значит, можете знать то, чего не знают другие.

— Ни к этому делу, ни к этим людям я никак не стояла! — резко, даже чересчур резко ответила Софья Андреевна. — Вы, кажется, с ума сошли в вашем Квито! — рассердилась она, но Иву показалось, что она своим рассерженным тоном прикрывает что-то, похожее на испуг. — Какое отношение я могла иметь ко всему, что произошло? — добавила она и посмотрела вызывающе. «Я ничего не боюсь!» — говорил ее взгляд.

— Но все же…

— Никакого «но все же» нет и быть не может! — ответила Софья Андреевна, резким тоном приказывая прекратить вопросы. — Есть только то, что я говорю, и — не больше!

— Предположим, что так! — спокойно согласился Ив и опять значительно усмехнулся. — Значит, — сдержанно добавил он, — ни доклада, ни просто рассказа об этом деле я от вас не дождусь?

— Вы говорите об убийстве? Я о нем ничего не знаю!

— А я полагал…

— Вы совершенно напрасно полагали! — вспыхнула и перебила она. — То, о чем можно говорить вслух, было в газетах, а то, о чем говорить нельзя, знает, вероятно, только следователь и прокурор. Но уж никак не я!..

— Понимаю! — делая невинное лицо, ухмыльнулся Ив. — Да и в самом деле: откуда вы можете знать то, чего не знает никто?

Оба с минуту помолчали.

— В убийстве подозревают Виктора! — более мирно заметила Софья Андреевна.

— Знаю… Пуговица и волос?

— Пуговица и волос… Но это все, что я знаю.

— Верю, что вы знаете так мало. Но… Но разве вы тоже подозреваете его?

Он не изменил тона и спросил по-прежнему безразлично, но Софья Андреевна услышала в его голосе насмешливую нотку и что-то, похожее на вызов. И ответила так спокойно, как только могла.

— Да, конечно.

— И у вас, вероятно, есть данные для этих подозрений? Ах, да! — вспомнил он. — Пуговица и волос… А кроме них у вас, надо полагать, есть и еще что-нибудь?

— Есть и еще что-нибудь! — холодно (почему — холодно?) ответила Софья Андреевна и пояснила. — Согласитесь, что у Виктора могли быть причины убить Потокова!

— Да, конечно… Но я думаю, что для этого убийства причины могли быть не только у Виктора, но и… но и у других! — как бы нехотя ответил Ив и стал закуривать сигару.