Монго Бети - Помни Рубена

Слушая друзей, Дессалин успел одеться и обуться и стоял теперь в нерешительности, не сводя вопрошающего взгляда с Жана-Луи, словно умолял этого повесу и болтуна отречься от своих слов, признаться, что он выдумал всю эту чудовищную историю смеха ради.

— Дессалин! Дессалин! — кричали вокруг — так идолопоклонники взывают к своему божеству, так партизаны выкрикивают пароль.

Почему Дессалин? — спрашивал себя Мор-Замба. Это наверняка подпольная кличка, но что она означает? Находясь среди образованных людей, он часто втайне сожалел о своем невежестве, но никогда еще сожаление это не было таким жгучим, как теперь.

— Ладно! — решился вдруг Дессалин. — Пошли!

«Ах!» — облегченно вздохнула толпа и пришла в движение. Шагая во главе колонны, Дессалин направился сначала к Высшей сельскохозяйственной школе, расположенной по соседству со студенческим городком. Она была обнесена деревянным забором. Когда Дессалин обратился к сторожу, заодно исполнявшему обязанности вахтера, тот крикнул, что у них свои порядки, не такие, как в Коллеже, и что все тут давным-давно спят. Дессалин настаивал на своем, повысил голос; толпа лицеистов, сбившаяся за спиной вожака, подбадривала его криками. Из темноты донеслось грозное рычание, на минуту охладившее пыл юных бунтовщиков: судя по всему, пес был громадным. Затем кто-то принялся успокаивать рассвирепевшее животное: «Лежать, Барка, лежать!» В стоявшем чуть на отлете доме директора скрипнула и распахнулась дверь. Перебранка между Дессалином и сторожем разгорелась с новой силой.

Директор Высшей сельскохозяйственной школы, господин Рондо, атлетически сложенный молодой человек в пижаме, стремительно сбежал с крыльца и подошел к Дессалину. Они обменялись несколькими словами, в которых, как показалось Мор-Замбе, наблюдавшему за этой сценой издалека, не чувствовалось ни особой любезности, ни открытой вражды. Было похоже на то, что Дессалин не упрашивает директора, а просто-напросто объясняет, что ему во что бы то ни стало нужно повидаться со своими друзьями из Сельскохозяйственной школы. В конце концов директор согласился пропустить его за ограду.

Этот человек был довольно загадочной личностью. Даже после того, как ему пришлось покинуть колонию и спешно вернуться в Европу, никому так и не удалось разобраться, к какому лагерю он принадлежал, а ведь в те годы такая неопределенность была немыслимой для белого. В этом месте своего рассказа Мор-Замба не упускает случая описать этого странного человека поподробнее. По его словам, он, разумеется, не был против нас, но и за нас открыто не выступал. Будь он нашим врагом, он непременно погубил бы Дессалина вскоре после всей этой истории: ему достаточно было сказать, что в ту ночь Дессалин с подозрительной настойчивостью просил пропустить его на территорию Сельскохозяйственной школы, чтобы повидать своих друзей рубенистов. Мог он и добавить, что, несмотря на поздний час, он видел у ворот вверенного ему заведения возбужденную толпу студентов, которые подбадривали Дессалина криками. После таких показаний любой судья не колеблясь отправил бы Дессалина и его друзей на скамью подсудимых. Однако господин Рондо, привлеченный к процессу в качестве свидетеля, предпочел обо всем этом умолчать.

Но и нашим подлинным сторонником его тоже не назовешь: когда профсоюзные активисты были объявлены вне закона, когда для их подавления были пущены в ход самые жестокие методы, целый курс Сельскохозяйственной школы, настоящий рассадник борцов и мучеников, был разгромлен с помощью грубой силы или тайных интриг — разгром этот не вызвал ни малейшего протеста со стороны директора. И все же господин Рондо остерегался доносить на своих питомцев, примкнувших к рубенизму: вот почему власти не только выставили его из колонии, но и выдали ему нечто вроде волчьего билета, что наложило на него клеймо отступника.

Перед тем как проникнуть за ограду, Дессалин приказал двум старшекурсникам, стоявшим рядом с ним, отойти от ворот и подождать его в условленном месте у забора. Таким образом ему удалось тайком от сторожа и не привлекая внимания директора, который к тому времени успел удалиться к себе, перекинуть через ограду несколько мотыг, лопат и ломов. Лицеисты и их товарищи из Сельскохозяйственной школы тотчас разобрали эти инструменты с явным намерением пустить их в дело, если того потребуют обстоятельства.

Из студенческого городка к школьному комплексу вело несколько дорог. В ту ночь заговорщики, движимые стремлением напасть на крепость Сандринелли внезапно, выбрали самый длинный, окольный путь, позволявший им, так сказать, зайти в тыл неприятеля. Кроме того, этот маршрут был выбран с тем расчетом, чтобы у Дессалина и его ближайших помощников было время навести порядок в своем войске, склонном к анархии. Растянувшись по дороге, колонна быстрым шагом прошла около километра до того места, откуда начиналась тропинка, ведущая прямо к главному входу на территорию школьного комплекса. Но Дессалин и его главный штаб миновали развилку и продолжали шагать по дороге, которая сворачивала влево и шла под уклон, огибая холм, где, подобно римскому укрепленному лагерю, располагались владения Сандринелли. Затем дорога снова повернула, но теперь вправо; не замедляя шага, заговорщики продвинулись еще метров на триста до пересечения с протоптанной по склону холма тропинкой, что вела к жилым корпусам школьного комплекса, а чуть дальше подходила к вилле Сандринелли. Сворачивать на нее, разумеется, не следовало. Дессалин обратился к окружавшим его старшекурсникам, боевому ядру группы:

— Сейчас мы проберемся на территорию школьного комплекса по склону холма, перелезем через стену, так нас никто не заметит. Если встретите отпор, возвращайтесь сюда и не забудьте отозвать остальных, особенно младших. Да вот они уже подходят. Мы вас прикроем, окружив виллу Сандринелли. Действуйте без опаски, пока не услышите сигнал тревоги. Ну, ступайте и прихватите младшекурсников!

Дессалин рассчитывал, что, если нападающие будут решительно отброшены — такой возможности он не исключал, но она не вызывала у него мысли отказаться от нападения, — они смогут ускользнуть от погони, перескочив через невысокую ограду и спрыгнув с насыпи на шоссе, в этот час совершенно безлюдное. А если преследователей не остановят ни ограда, ни крутая насыпь, беглецы легко смогут затеряться на пустырях, лежащих по ту сторону шоссе, а оттуда ползком добраться до ближайшей африканской деревни, где им будет нетрудно скрыться, благо у всех там есть друзья, а у тех, кто постарше, — и подруги. Школьный городок и в самом деле был одной из окраин Фор-Негра, за ним располагалось кольцо туземных деревень, сохранившихся в неприкосновенности, несмотря на колонизацию. Вся эта местность, где школьные участки соседствовали, а то и сливались с землями африканских поселков, в то время была настоящим райским уголком, и учащиеся, сбросив оковы дисциплины, любили побродить там на свободе по воскресеньям.