Джим Додж - Не сбавляй оборотов. Не гаси огней

Включили «Purple People Eater», но я углядел заправку «Синклер» посреди «Миниатюрной Америки» — странного местечка у самой дороги и призванного выкачивать деньги из случайных туристов, — и уже выруливал к ней. Заправщик, старикан-коротышка в красно-бело-синем комбинезоне, живо заинтересовался машиной и большим серебристым ящиком на заднем сиденье, не говоря уж о придурке в розовой шляпе и с воспаленными глазами. До того заинтересовался, что, заливая бак, чуть шею не свернул, наблюдая в заднее окно, как я вставляю батарейку. Не знаю, то ли из-за этого тяготившего меня любопытства, то ли из-за пронизывающего холода, а может, из-за бенни, но руки у меня дрожали так, что я с огромным трудом попал батарейкой в гнездо.

Батарейка и бензин обошлись в тридцать четыре доллара. Я дал любопытному старикану две двадцатки, сказав, что сдачи не надо. Он недоверчиво покачал головой, потом усмехнулся:

— Знаете, мистер, имей я ваши деньги, плюнул бы на свои.

— Вот и плюнь, — посоветовал я ему. — Сразу лучше станет.

Я сдал назад, обратно на 80-е шоссе, и взял курс на Солт-Лейк-Сити, выжимая не меньше восьмидесяти в час. Если бы меня тормознули, я бы сослался на то, что спутал номерной знак трассы с ограничителем скорости. Возвращенный к жизни проигрыватель Джошуа я включать не стал, оставил радио — на случай, если назовут мой номер. Но прежде наслушался болтовни Полуночного Пилота.

— Вы наверняка решили, что Полуночный Пилот, ваша родственная душа, который вот он, здесь, с вами, наплел с три короба про какие-то там первоклассные развлечения и щедрые угощения в сегодняшнем особенном эфире. Может, вы думаете, мы какая-нибудь там заштатная станция, болтающая невесть что где-нибудь в глуши, мол, не отличим глупую шутку про то, что делал слон, когда пришел Наполеон, от дактилического гекзаметра, а рипсалидопсис так и вовсе примем за венерическую болезнь? Ну а как вам такое радио-нафиг-вещание: у нас в гостях главный американский эксперт по поэзии, истории и прочему, который вкратце расскажет об исторической и социальной подоплеке традиционной хеллоуинской забавы «Конфетка или монетка!». Да-да, я знаю, что говорю: у этого парня дома на стене висят пятнадцать — сам считал! — дипломов по разным наукам. Мы вот тут бросаемся такими словечками как «передовой» и «интеллектуальный», говорим про «анагогические проникновения в символические выражения метафорических параллелей», а когда выражаешься таким манером, на ум приходит только один человек: поэт Джон Сизонс. Он творит в Багдаде-у-Залива, [41] Так Герберт Юджин Кан, американский обозреватель и эссеист, назвал Сан-Франциско — город смешения разнообразных наций и культур. однако дух его не стеснен узкими рамками. Итак, когда вам нужны первоклассные услуги, вы обращаетесь к лучшим из лучших. Так что позвольте представить: Джон Сизонс — только для «БЗМЕ»: «Бытовая демонология Хеллоуина для „чайников“».

Последовала короткая пауза, после которой я отчетливо услышал Джона, вещающего характерным профессорским тоном с хрипотцой, какая появляется после пяти стаканчиков скотча:

— Добрый вечер, дамы и господа! Меня зовут Христофор Колумб, ну а вы — мертвые индейцы.

Так-то.

Полуночный Пилот был тут как тут:

— Ну, что я вам говорил? Парень в теме. Мы его еще услышим, не переключайтесь, но прежде воспоем ему хвалебную песнь. Кстати, у нас тут еще один чел, нелишний в нашей компании этой ночью, когда повсюду бродят зомби и сумасшедшие оборотни. Правильно я говорю, а, Джимми Дин? И что мы будем слушать? Что же еще, как не «Big Bad John»! [42] «Большой Злодей Джон».

Я слушал песню вполуха. Джон, насколько я его знал, не был ни большим, ни злодеем. Острым на язычок и резковатым, как большинство поэтов, — это да, но в душе добряк. Если он и занимался саморазрушением, так это только потому, что скорее готов был причинить боль себе, чем другому. Я недоумевал, почему он умолчал о своих выступлениях по радио, ведь чем-чем, а познаниями в истории Джон гордился. Он относил себя к метасексуальным марксистам — историческому направлению, в котором, по словам Джона, диалектическая истина могла быть постигнута, лишь когда целуешь залитые слезами глаза жертвы. Может, его пригласили на радиостанцию уже после моего отъезда, а может, он попросту не счел нужным рассказывать мне, спешно уезжавшему из города? Ну да ладно, если все пойдет как надо, через день-другой я с ним увижусь и расскажу, как он невольно составил мне компанию в ночь буйства нечистой силы. Вдруг Джон поделится сведениями об этой странной радиостанции где-то в Винд-Ривер?

— Кстати, о нашем госте, — в самом конце песни снова возник Полуночный Пилот, — а вот и он со второй частью своего исследования для публичного вещания: «Бытовая демонология Хэллоуина для „чайников“: вглубь веков». На этот раз мы услышим об одном известном религиозном деятеле XVII века — старомодном, кристально честном и в высшей степени скромном проповеднике.

Джон продолжил:

— Преподобный Коттон Мэзер к вашим услугам. В 1691 году одна из моих прихожанок в Норт-Чёрч пришла с жалобой: она никак не могла открыть рот, чтобы произнести молитву. Понятно, я приложил все усилия, чтобы помочь ей. Пробовал воздействовать физически, с помощью молитвы, увещеваниями… ничего не помогало. Однако, руководствуясь благородным стремлением спасти душу женщины, я отказывался признать поражение. Несколько дней спустя, ночью я видел сон, в котором явившийся мне ангел побуждал меня поцеловать несчастную женщину и тем самым открыть ее уста молитве Господней, дабы она просила о спасении своей души. Менее опытный теолог наверняка обманулся бы. Надо сказать, ранее ангелы являлись мне исключительно в кабинете, во время моего бодрствования, и никогда в спальне, где человек особенно уязвим. Очевидно, в облике ангела мне явился дьявол, он же прямым образом проявлялся через женщину, не открывавшую рот для молитвы. Я объявил ее ведьмой. После надлежащего суда она была сожжена на костре. Сатана так крепко овладел ею, что и под пыткой женщина отказывалась говорить, лишь вопила.

— Подумать только, — вставил Полуночный Пилот, — преподобный Мэзер не очень-то жаловал женщин. Ну да не впадай в тоску зеленую, милочка. Только звякни Полуночному Пилоту в эту сатанинскую ночь, только помани его своими яблочками — смекаешь, что к чему? Так вот, пока я жду, когда загорится лампочка на приборной доске, давайте-ка прислушаемся к народу посовременней, скажем, Сэму Куку с его «Bring It on Home to Me» и Рою Орбисону с «О Pretty Woman».

Да, я слышал голос Джона Сизонса, вне всяких сомнений. Эти его высокомерные нотки праведника, самоуверенность и сквозивший в умозаключениях горячий энтузиазм — сколько раз я слышал его подражания Мэзеру в ночных барах Норт-Бич.