Су Тун - Рис

Ми Ш эн, чертыхнувшись, смахнул с подоконника старый горшок. Игроки тут же смолкли, и возле окна кроме стука костяшек о стол ничего больше не было слышно. Ми Ш эн, свесив голову, поковылял в свою спальню. Обидные, злые слова отдавались в ушах. Он «взрослел и мужал» под томительный стон материнских упреков. И дело не в том, что в свои десять лет он убил Сяо В ань. Ми Шэн верил, что дело в семье. В ее темной душе. Это дом «достигающей неба вражды».

За столом машинально гремели костяшками. Дух неприязни сгущался в гостиной.

– А смысл играть в долг? – наконец отпихнула костяшки Най Ф ан. – Денег нет, не играй.

– А здесь главное деньги? – слегка покраснев, Сюэ Ц яо окинула взглядом собравшихся. – Мы же семья. Что за счеты?

– Вы слышали, а? – фыркнув носом, вскочила со стула Най Ф ан. – Даже «братьям долг ведом». Люблю прямоту. Я терпеть не могу мутноватых уловок.

С позеленевшим лицом Сюэ Ц яо полезла в карман, извлекла кошелек и швырнула купюрой в Най Ф ан.

– Ради мелочи столько окольных словес? Я играла, чтоб вас позабавить, – взглянув на Ци Юнь, Сюэ Ц яо направилась прочь из гостиной. – И денег лишилась, и в душу нагадили. Тошно!

Вбежав в свой покой, Сюэ Ц яо шарахнула дверью. Дыханье тяжелое, рот перекошен: вот-вот заревет.

– Кто тебя разозлил, на том злость и срывай. Дверью неча долбать, – развалившись на ложе, Ми Ш эн дул в губную гармошку.

– Нахалка! Таких поискать, – Сюэ Ц яо, усевшись с ним рядом, нарочно кричала в окно, чтобы всем на дворе было слышно. – Папаша, торговец гробами, на мертвых деньг усколотил, так ей можно людей оскорблять?!

– Разругались? – Ми Ш эн, выбивая слюну, колотил по ладони гармоникой. – Вот и прекрасно. Теперь, наконец, все довольны.

Ми Ш эн что есть мочи стать дуть в свой орг ан, извлекая из старой гармоники звуки настолько противные слуху, что их не мог вынести даже он сам.

– Прекрати! От тебя уже уши болят.

Сюэ Ц яо едва не исторгла гармошку из сжатого рта, но Ми Ш эн, ускользнув от её цепких рук, стал наигрывать прямо в окно.

– Очумел? Ты не знаешь, я шума боюсь? – подбежала к окну чуть живая от злости Ци Юнь. – Задудеть меня д осмерти вздумал?

– По правде, я сам не люблю эту дудку, – Ми Ш эн, наконец, отложил свой орг ан. – Но в лабазе так тошно. Хотя бы один живой звук.

У Л ун навещал раз в неделю лабаз, чтоб придирчивым взглядом окинуть торговую залу, вздремнуть на сверкающей куче в амбаре и съесть с домочадцами ужин. Его аппетит убывал вместе с силою рук, но до риса У Л ун оставался по-прежнему жаден. Насытившись, он, ковыряясь в зубах, по привычке заглядывал в миски родных.

– Что отец твой в тарелку мне пялится? – тихо спросила Чай Ш эн’а Най Ф ан через день после свадьбы.

Чай Ш эн не успел ей ответить.

– Всю миску подчисть, – зашипел на невестку зеленый от злости У Л ун. – Чтоб до зернышка...

Та, растерявшись, не знала смеяться ей или рыдать. Най Фан выросла в доме богатого гробовщика и была избалована легкой, ничем не стесняемой жизнью. Едва объявившись в лабазе, Най Ф ан от всего воротила свой нос, презирая всех новых родных, в том числе и супруга.

Чай Ш эн после свадьбы не думал менять своих праздных привычек. Схватив наудачу попавшийся п од руку домик сверчка, он ни свет ни заря уже мчался в проулок Сверчковых Сражений уверенный, что в этот раз, он и вправду сжимает под мышкою самого лютого в мире бойца. По ночам обитатели глиняных домиков – красных и желтых, различных размеров и форм – громоздившихся под брачным ложем Чай Ш эн’а с Най Ф ан, оглашали покой хаотичными трелями. Первое время Най Ф ан находила их пенье забавным. Но вскоре ночные концерты терпеть уже не было сил. Встав средь ночи, Най Ф ан принял ась открывать за жилищем жилище, и вскоре прыгучие твари скакали по всей комнатушке. Най Ф ан, распаляясь, схватилась за тапку. Когда благоверный проснулся от мерных ударов, весь пол был усеян останками мертвых сверчков. Чай Ш эн чуть не свалился с кровати.

– Прибить тебя мало! – вопил ошалевший супруг, со всей мочи дубася Най Ф ан кулаками.

Най Ф ан, «опасаясь потери опухшего, в синих разводах лица», не решилась явиться в родительский дом.

– Твой сынок человек или, может, скотина? – она попеняла Ци Юнь на свои синяки. – Из-за пары сверчков так меня разукрасить.

– Промой свою пасть! – раздраженная дерзкою речью Ци Юнь не взглянула на раны невестки. – Знать, было за что. Я ему не судья. Твой мужик, с ним сама разбирайся.

Най Ф ан, «попав носом в золу», чертыхаясь, отправилась в спальню:

– Его защищаете? Будете молча смотреть, как меня будут бить? Мы посмотрим, кого кто добьет в вашем драном лабазе.

С тех пор что ни день Най Ф ан лаялась с мужем, и прямо на ложе ночною порой иногда разгорались побоища. Тихо ругаясь, внимала их воплям заткнувшая уши Ци Юнь. Не желая встревать, пропускали их выкрики мимо ушей Сюэ Ц яо с Ми Ш эн’ом. Когда же в лабаз, наконец, заявился У Л ун, Най Ф ан, преградив свёкру путь, предъявила ему, как неделю назад предъявляла Ци Юнь, свое страшное, в кровоподтеках лицо. Глянув м ельком на ссадины и синяки, тот брезгливо поморщился.

– Целыми днями вне дома кручусь, чтобы вас приодеть, чтобы вас накормить. А ты п уком вонючим меня донимаешь? – У Л ун отпихнул её прочь. – Нет мне дела до ваших пиписькиных дрязг.

Среди ночи лабаз огласили истошные крики Най Ф ан, поминавшей одну за другою все язвы семейства. С засовом в руках за ней бегал по комнате голый Чай Ш эн. Най Фан спряталась от разъяренном мужа под ложем и там продолжала орать:

– Твоя тетка – дешевая шлюха. Отец одноглазый «людей косит как коноплю». Хромой братец сестру придушил. Все уроды!

Тут скрипнула дверь.

– Ну-ка вытащи бабу свою, – на пороге стоял потемневший от злости У Л ун.

Чай Ш эн выволок из-под кровати Най Ф ан. Та, увидев У Л ун’а, сжимавшего наполовину завернутый в тряпку предмет, онемела от ужаса. Прямо в лицо ей смотрел полированный ствол настоящего маузера.

– Ты права. Для меня человека убить, что травинку скосить. Пусть и с глазом одним, но я стреляю метко.

У Л ун перевел ствол на тусклую лампу. Раздался хлопок. Повалил едкий дым. Разлетелись осколки стекла.