Джон О'Хара - Весенняя лихорадка

— Эдди, дорогой, я люблю тебя, — говорила она.

— Я люблю тебя, Глория, — говорил он, но всегда хотел добавить что-нибудь вроде «Что бы о тебе ни говорили», или «Жаль, не познакомился с тобой пятью годами раньше», или «Почему не возьмешь себя в руки?».

Глория об этом знала, это действовало отрезвляюще; они оба хотели этого, но такой поворот не сулил ничего хорошего.

— Эдди, — говорила Глория, чтобы сменить тему, — тебе надо бы сходить к зубному врачу. Ты потеряешь этот зуб, что испортит твою улыбку. Сходи завтра к моему дантисту, обещаешь?

Эдди отвозил ее домой, но они оба знали, что она тут же снова выйдет на улицу, и после этих приятных вечеров, всегда кончавшихся пониманием, что ждать им нечего, очередной мужчина, бравший ее, говорил себе: «Так-так, я думал, что знаю все, но после всех мест, где я побывал, после всех женщин, девочка, американская девочка…»

Из-за йельцев Глории пришлось делать аборт, и потом у нее было много кутежей. В тот вечер, когда впервые подцепила Уэстона Лиггетта, она была под хмельком от кутежа, начавшегося после встречи с Эдди. Дважды ездила домой переодеваться (дома она давно дала понять, что не любит расспросов после того, как скажет матери, что была на окраине у подруги). Скверным в таких днях было то, что, выходя под вечер из бара, Глория обнаруживала, что еще не стемнело, и спешила в центр, чтобы занять оставшееся светлое время мытьем и переодеванием. Заведение, в котором она случайно встретила Лиггетта, представляло собой переоборудованный каретный сарай, кроме этого, в нем не было ничего своеобразного. Посещали его содержанки и живущие поблизости люди скромного достатка. Глория отправилась туда, когда знакомые позвонили ей и сказали, что все собираются там, а не в другом месте. Вошла — было около половины десятого вечера — и обнаружила, что в баре никого нет, кроме одной пары, пожилого, похожего на отставного военного мужчины и молодой женщины, намеренной поживиться у него, чем удастся. Впустившему ее дюжему итальянцу Глория сказала: «Я встречаюсь здесь с миссис Ворхис и ее компанией. Подожду их за стойкой». Выпила, закурила, и тут вошел Лиггетт. Сел у другого конца стойки, заказал картофельных чипсов и шотландского с содовой. Узнав Глорию, взял свой стакан и подсел к ней.

— Мы незнакомы, но я так часто видел вас…

— Да, в компании с Билли.

— Я учился в колледже вместе с его братом.

— Да, он говорил мне.

— Моя фамилия Лиггетт.

— Он мне и это сказал. Я Глория Уэндрес.

Тут бармен успокоился.

— Уэндрес. В вашей фамилии мне слышится «Венера».

— Неплохо. Не хорошо, но неплохо.

— Ну что ж, я не корчу из себя остряка. Я просто-напросто усердно работающий бизнесмен.

— О, бизнесмены снова работают? Не слышала.

— Не так много, как хотелось бы. Я веду к тому, что у вас, наверно, назначено свидание.

— Не думаете ли вы, что я прихожу сюда каждый вечер таинственной дамой с вуалью, которая постоянно сидит в одиночестве, потягивая аперитив?

— Именно так я и думал, вернее, надеялся. Решил, что вы пришли сюда отвлечься от обычных мест…

— От места, насколько это касается нас с вами.

— Это так. Но послушайте, мисс Уэндрес, не отклоняйтесь от темы. Перед вами усердно работающий бизнесмен, свободный в субботний вечер, как ветер…

— Свободный, как ветер. У меня есть знакомый писатель, он охотно использует как-нибудь это выражение. Свободный, как ветер. Неплохо.

— Значит, не пойдете со мной по разным местам?

— Зачем куда-то идти? Разве здесь плохо? — спросила Глория. — Нет, мистер…

— Лиггетт.

— Мистер Лиггетт. Нет, я жду здесь компанию. Пожалуй, будет хорошо, если вы присоединитесь к нам. Посидите, пока эти люди не придут, я представлю вас тем, кого знаю.

— О, так вы их не знаете. Может быть, они вам не понравятся.

— Возможно… а вот и они, во всяком случае, похоже на то. Всем привет.

— Глория, дорогая, ты никогда не появлялась так быстро. О, Уэстон Лиггетт. Не знала, что вы знакомы. Уэстон, негодник, ты испортил мою компанию, но ничего страшного. Это означает, что у нас дополнительный мужчина. Глория, это мистер Зум, это тоже мистер Зум, Мэри и Эстер ты знаешь, и я представляю всем Уэстона Лиггетта, большого друга Питера Ворхеса. Вы, кажется, учились вместе?

— В подготовительной школе. Послушай, я не хочу портить вам компанию. Я… позволь угостить тебя выпивкой, и…

— Из моего дома должны приехать еще четверо, — сказала миссис Ворхес. — Элейн и трое мужчин, так что когда мы все соберемся, ты будешь дополнительным мужчиной. Чего бы мне выпить? «Стингер», пожалуй.

Элейн. Если б эти мужчины знали, что здесь будешь ты, то не стали бы ее ждать.

— Они знали, — сказала Глория.

— Знали только имя. Она красавица, правда, Уэстон? По возрасту годится тебе в дочери. Сознаешь это, правда? Надеюсь, не делаешь вид, будто это не так.

— Собираюсь удочерить ее, — сказал Лиггетт. — Для того мы и явились сюда, подпишем несколько бумаг — и она моя дочь.

— А как быть еще с двумя дочерьми?

— Кто-нибудь хочет есть? — спросил один из «мистеров Зумов». — Я закажу себе что-нибудь. Хороший бифштекс из вырезки.

— Это не очень тактично после ужина у меня дома.

— После тушеного цыпленка? Я не могу наесться тушеным цыпленком. Я сказал тебе об этом, когда садились за стол. Ты должна это признать. Сказал откровенно, что не считаю тушеного цыпленка за еду. Я ем помногу. Мистер Лиггетт, вы были в армии?

— Угу.

— Тогда знаете эти дела. Во Франции я дал себе слово, что если вернусь домой, то никогда не буду голодным. Когда мне хочется есть, я ем.

— Посмотрите на этот фокус, — сказала миссис Ворхес. Его показывал другой мистер Зум. Пятидесятицентовая монета ставится ребром на стекло, накрытое долларовой купюрой. Купюру выдергивают из-под монеты, и — если фокус удается — монета остается на стекле в том же положении. — Очаровательно.

— Я могу сделать фокус с трением получше этого. Создаешь трение в пальцах…

— Ш-ш-ш. Превосходно! Я не могу даже поставить монету ребром на стекло, тем более заставить ее удержаться, выдернув купюру. У тебя замечательное чувство… пожалуй, я все-таки хочу съесть чего-то. Официант, есть у вас, ну, как его, начинается с «з». Это десерт.

— Забай… [31] Забайоне (um.) — крем-мусс из яичных желтков, сахара и вина.

— Да-да. Подайте его мне. Мэри, ты ничего не хочешь?

— Я знаю этот фокус с трением. Создаешь трение в пальцах, натирая их о скатерть. Подождите, вот он накроет стол скатертью, я вам покажу. И нужна вилка или ложка. В этом вся суть. Поднимаешь ложку…

— Послушайте, Гувер молодчина.

— Посмотрите на этого старого дурака. Неужели он не понимает, что ставит себя в дурацкое положение? Хорошо, что мой отец не дожил до такого…