Грэм Грин - Меня создала Англия

— Брат и сестра, — потерянным голосом выдавал Энтони: быть с ней рядом, знать ее чувства, видеть сильные родные пальцы, сжимающие перочинный ножик, ловить запах ее духов, видеть ее цветы — как тут сохранить верность Лу? Лу — это жажда плоти, это ненадолго, а здесь, что ни говорите, тридцать общих лет; но уж когда прихватит эта горячка, то махнешь рукой на все, это он тоже знал. Кейт нужна, когда все спокойно и хорошо, когда жажда утолена — вот тогда тянет к сестре, к родственным чувствам. — Я попрошу у Крога расчет. Он должен оплатить мне неделю. — Он тебе ничего не даст.

— Тогда я пойду к Минти и продам ему кое-какой материал. Я уже подарил ему одну новость. Рассказал, что вы женитесь. — Ты ему сказал? Какой же ты дурак. Тони! Ведь Эрик запретил тебе связываться с прессой.

— У меня в запасе рассказ об Андерссоне.

— Ты неразумен, как малое дитя.

— А забастовка была бы ему сейчас очень некстати, поскольку американские работы еще не завершены.

Он был как в лихорадке; постукивая пальцем по столу, он открыл все свои козыри: «Андерссон, продажа „Баттерсону“, махинации в Амстердаме» и с чувством острой жалости к себе понял, что плотский зуд одержал верх, что перед жаждой плоти бессильны и общая жизнь, и утренняя телепатия, и шрам под глазом. Можно считать, что он уже в Ковентри; марокканское кафе, второй зал, между Вулвортом и почтой.

— Слушай, когда твоя новость попадет в газеты? Вечером? — спросила Кейт. — Вот твои деньги и, ради бога, не делай больше ничего. — Спасибо, Кейт. Ты молодец. Завтра я уеду. От меня здесь никакого толку, правда.

— И пусть Эрик носит свои ужасные галстуки, ему же хуже. — Сегодня я подберу для него что-нибудь. — Он поцеловал ее, мучаясь ревностью: ему страшно не хотелось уезжать, как жаль, что иногда приходится терять голову. — Что тебя сейчас волнует, Кейт? Скоро ты сама приедешь. Я ведь не на Восток уезжаю.

— Нет, — сказала Кейт.

— Не волнуйся, Кейт.

— Я просто думаю, — ответила Кейт. — Меня вызывает Эрик. — Над дверью горела лампочка, но она медлила, обратив к нему лицо, на котором застыл план крупной и трудной кампании. — Давай поужинаем сегодня вместе, раз у тебя последний вечер. Не занимай его. — Но в чем состоял ее план, он не мог догадаться — он разучился понимать ее стратегию, да и голова уже не тем занята.

— Конечно, конечно. У тебя дома?

— Нет, не дома. Где-нибудь в тихом месте, чтобы мы были одни и чтобы никто не знал, где мы.

Холл купил газету и, свернув ее, пересек потемневшую осеннюю площадь. Не ошибся ли он с этими запонками? Может, надо было купить перстень или портсигар? Или пресс-папье? Он шел, загребая ногами мертвые листья, уставившись безжизненным взглядом на носки туфель, и по его виду никто бы не догадался о том, что слепая преданность давит на него тяжким бременем ответственности. Запонки ведь не просто подарок: это залог, мольба. Словно юный и еще восторженный любовник, Холл хотел, чтобы его помнили. Портсигар? Или лучше — серебряный браслет? Еще не поздно исправить. Он развернул газету, рассчитывая найти в рекламном разделе какой-нибудь ювелирный магазин, и увидел крупными буквами набранное имя Крога. Дальше он не прочел, отвлекшись на витрину с зеленой настольной лампой в форме обнаженной женщины. Красиво, подумал он, и с досадой вспомнил фонтан во дворике правления. Он энергично вышагивал по Фредсгатан, бормоча под нос: никакого вкуса, у них совсем нет вкуса. У перекрестка он остановился переждать движение и еще раз заглянул в газету: «Эрик Крог женится на англичанке-секретарше».

Холл издал хриплый возглас и, словно выпущенное ядро, устремился вперед, рассекая поток машин. Глубоко засунув в карманы пальто руки в коричневых перчатках, он вошел в ворота компании, не взглянув на фонтан, не замечая вахтера, погруженный в мрачные раздумья: Холл им уже не нужен, бабы лезут в правление, бабье царство. Он, не задерживаясь, прошел прямо в комнату Крога.

— Я принес вам подарок, — сказал он.

— Удачно, что вы пришли, — отозвался Крог. — Я хотел с вами поговорить. Вы согласились бы поехать в Нью-Йорк?

— Как член правления?

— Да, как член правления.

Вот она, давнишняя мечта, но сейчас его единственной мыслью было: хотят избавиться, тут новые порядки, а я человек простой. Уходя от ответа, он сказал:

— Я увидел в магазине эти запонки, думал, они подойдут к моей новой булавке. Но получается перебор. Сплошные брильянты. И я решил отдать их вам — в качестве свадебного подарка.

— Свадебного подарка?

Холл положил на стол газету и запонки.

— Я не разрешал этого, — сказал Крог.

— Так, — выпрямился Холл, — тогда я знаю, кто это сделал. Недаром он приставал с разговорами к служащим.

— Фаррант?

— Зачем вы его взяли, мистер Крог? — спросил Холл. — Зачем?

— Мне был нужен телохранитель.

Собачья физиономия Холла передернулась:

— Для этого есть я. В Амстердам вы могли послать кого-нибудь другого. Этот парень меня сразу насторожил. Не знаешь, что у него на уме. Много он помог в ту ночь? — Холл поднял и снова опустил на стол кожаный футлярчик в пятнах крови. — Он безвредный малый, — грустно сказал Крог. — Он мне понравился. Придется отправить его домой.

— А мисс Фаррант знает о продаже «Баттерсону»?

— Ей можно доверять, Холл.

Но Холл никому не доверял. Он стоял у окна, отравляя комнату подозрениями, ревностью и преданным обожанием. Рядом с ним все обнаруживало свою истинную цену: заумный модерн, изысканно-уродливые формы — все теряло вид рядом с его честным коричневым костюмом из магазина готового платья. Он не боялся показаться вульгарным (пиджак в талию), сентиментальным (брелок на цепочке для часов), глупым (бумажный нос в Барселоне). Он не тянулся за модой, не стремился привить себе хороший вкус — он был самим собой. Холлом.

Устоять перед его преданностью было немыслимо. Крог поерзал, бросил взгляд на запонки и со вздохом повторил:

— Мы отправим его домой.

— Вы не знаете этих людей, мистер Крог, — сказал Холл. — Предоставьте его мне. Я все улажу.

— Дадим ему билет в руки — и дело с концом.

— Нет, — сказал Холл. — Ни в коем случае не делайте этого. Он здесь болтался повсюду, говорил с персоналом о краткосрочных займах. Откуда он знает о наших займах?

— От своей сестры, надо полагать, — сказал Крог. — Что, если он знает еще кое о чем? Он возвращается домой, не находит работы — и идет в «Баттерсон»! Мы должны задержать его здесь на неделю. — А здесь он связался с прессой.

— С прессой мы уладим.

— Хорошо, — неожиданно повеселев, согласился Крог. — Подождем неделю. Это легко сделать. Он не хочет уезжать. Пока ему платят, он будет вести себя тихо.

— Вам надо объяснить мисс Фаррант, что к чему. — Но при виде ее Холл отвернулся, он не мог примириться с мыслью, что ей доверяют: баба. Пусть Крог сам объясняется.