Пелам Вудхаус - Парни в гетрах. Яйца, бобы и лепешки. Немного чьих-то чувств. Сливовый пирог (сборник)

— Вы выглядите чудесно.

— Я знаю, что выгляжу чудесно, но я не могу дышать.

— А вы хотите?

— Конечно, хочу. И я тебе скажу, чего я еще хочу. — Тут Орас Уонклин скрипнул зубами, и в его глазах вспыхнул холодный целеустремленный блеск. — Когда-нибудь где-нибудь повстречать этого субъекта «Вот Вам, Любезный» и разделаться с ним по-свойски. Я склоняюсь к тому, чтобы изрезать его на куски ржавым ножом.

— Предварительно обрызгав кипящим маслом.

— Да, — сказал Орас Уонклин, взвесив эту идею и одобрив ее. — Предварительно обрызгав кипящим маслом, а затем сплясав на его останках. — Он обернулся ко мне. — У вас есть еще ко мне вопросы, мистер Э-э-а?

— Никаких, благодарю вас.

— В таком случае я отправлюсь в кофейный зал и закажу столик. Я жду племянника Джулии Укридж, — объяснил он молодому человеку.

Излишний оптимизм, подумал я, или — вернее будет сказать — пессимизм. У меня возникло предчувствие, что Укридж, когда я сообщу ему содержание недавней беседы, возможно, сочтет разумнее не явиться на этот пир. Укридж всегда отличался аппетитом, особенно в роли гостя, однако самые изысканные блюда утратят привлекательность, если ваш радушный хозяин взбрызнет вас кипящим маслом и начнет резать на мелкие кусочки.

И я оказался прав. Я поджидал его на улице у клуба, и вскоре он пригалопировал туда.

— Привет, старый конь. С твоим интервью покончено?

— Да, — сказал я. — И с твоим чревоугодием тоже.

Пока он слушал мое сообщение, подвижные черты его лица постепенно удлинялись. Долгие годы пошатываний под пращами и стрелами яростной судьбы, упомянутых Гамлетом в известном монологе, закалили фибры этого человека. Но закалили не настолько, чтобы он принял последний ее удар с небрежной беззаботностью.

— Ну что же, — сказал он. — «Мой жребий с детства был жесток. И тщетно радостей я ждал. Когда мне нравился цветок, он самым первым увядал». Эти строки поэта Колверли навсегда врезались в мою память, Корки, с тех пор как в школе я был вынужден переписать их пятьсот раз, когда принес на урок бомбу-вонючку. С наставничеством сына как будто покончено.

— Если я правильно истолковал весть в глазах Ораса Уонклина, то да.

— С другой стороны, я обладаю колоссальной суммой в пятнадцать… нет, теперь она несколько уменьшилась, верно? Колоссальной суммой в… пожалуй, имеет смысл ее пересчитать. — Он сунул руку в карман брюк, и его челюсть отвисла как поникшая лилия. — Корки, мой бумажник пропал!

— Как?!

— Мне все ясно. Тот прыщ, которому я вручил шесть пенсов. Ты помнишь, как он меня облапил?

— Помню. Он тебя прямо-таки щекотал.

— Точнее, — сказал Укридж глухим голосом, — пощекотал и не ограничился шестью пенсами.

К нам приблизился оборванный индивид. В этот день Лондон просто кишел оборванными индивидами. Он посмотрел на колени моих брюк, тут же поставил крест на моих золотоносных возможностях и сосредоточил свое внимание на Укридже.

— Простите, что я обращаюсь к вам, сэр, но я не ошибся, и вы — капитан высокородный Энтони Уилберфорс?

— Нет.

— Вы не капитан высокородный Энтони Уилберфорс?

— Нет.

— Но вы удивительно похожи на капитана высокородного Энтони Уилберфорса.

— Что поделать.

— Я очень сожалею, что вы не капитан высокородный Энтони Уилберфорс, потому что он очень щедрый и великодушный джентльмен. Если бы я сказал капитану высокородному Энтони Уилберфорсу, что уже долгое время не пробовал хлебца…

— Пошли, Корки! — сказал Укридж.

Пир любви кончился. Спрос на Достойных Бедняков исчерпался.

© Перевод. И.Г. Гурова, наследники, 2011.

Беседа шла живо. Трутни, собравшиеся в курилке, намеревались пойти в Альберт-Холл посмотреть чемпионат по вольной борьбе. Один Трутень предложил пригласить и Пуффи Проссера. У Пуффи, сказал он, больше прыщей, чем допустил бы тонкий вкус, отчего он слишком похож на сыр, но недостатки эти уравновешиваются достоинствами, то есть огромным счетом в банке. А потому, если действовать мудро, он может после борьбы угостить всех ужином.

Предложение приняли. Через несколько секунд вошел Пуффи, и его пригласили на матч. Однако вместо благодарности местный миллионер выказал признаки ужаса. При слове «борьба» он буквально перекосился.

— Борьба? — вскричал он. — Тратить деньги на такую пакость? Платить за то, чтобы увидеть непотребные действа двух толстых кретинов, которые валяются на коврике и ведут себя как спятившие костоправы? Борьба! Хо-хо! Эти борцы — отбросы, сор для мира. Хорошо бы вырыть яму и сунуть туда их всех, предварительно освежевав и сварив на медленном огне. Ха, борцы! Ну, знаете! Тьфу! — сказал Пуффи и вышел из комнаты.

— Вам не кажется, — спросил один Трутень, — что Пуффи недолюбливает борцов?

— Кажется, — согласился другой. — Ты читаешь мои мысли.

— Вы совершенно правы, — согласился третий. — Чутье вас не подвело. Я не успел предупредить, что совсем недавно он потерял на них кучу денег. А вы знаете, как он относится к таким потерям.

Трутни кивнули. Пристрастие Пуффи к деньгам давно вошло в поговорку. Почти все собравшиеся пытались одолжить у него хоть немного и терпели поражение.

— Потому он и поссорился с Видженом, — продолжал Трутень. — Тот втянул его в эту аферу, познакомил с Дж. Уотербери. А если ты знакомишься с Дж., говорил мне Фредди, можешь смело прощаться со своим имуществом.

Не помню, рассказывал ли я об этом Дж. У. Ну, о том, как Фредди выступил на любительском концерте в Ист-Ботлтоне? Он пел, а на пианино играл субъект, которого он нашел где-то по соседству. Рассказывал? Значит, вы слышали про Дж. У. Позже в кабачке Фредди спас ему жизнь. От полноты чувств Дж. У. заходит иногда к нам и перехватывает у своего спасителя небольшие суммы.

Вы скажете: если А. спас Б., брать деньги должен именно А. Но девиз Видженов, noblesse oblige, не позволял Фредди так думать. Он признавал требования Дж. У. и пытался удовлетворить их.

Цепь событий, о которых я поведаю (продолжал все тот же Трутень), развернулась, или что там делают цепи, примерно месяц назад. Погожим майским утром, выглянув из клуба, Фредди заметил у входа Дж. Уотербери, дал ему шиллинг-другой и собирался юркнуть обратно, но жертва его благородства вцепилась ему в рукав.

— Постойте, дорогуша, — сказал Дж. — Заработать не желаете?

Фредди хочет заработать с детства, а потому ответил, что предложение его как-то странно привлекает.

— Это разговор, — одобрил Дж. — Это я понимаю. Гоните сотни две на расходы, и дело в шляпе.

Фредди засмеялся безрадостным смехом. Деньги были у него один раз, когда дядя, лорд Блистер, дал ему подержать бумажник, пока чистил цилиндр.

— Сотни две? — переспросил он. — Да что я, Пуффи?