Пелам Вудхаус - Парни в гетрах. Яйца, бобы и лепешки. Немного чьих-то чувств. Сливовый пирог (сборник)

— На мой взгляд, произошло следующее, — сказал я, встав между ним и стеклянной дверью. — У такого человека, как мой дядя, несомненно, есть счета в разных банках. Тот, на который он выписал чек, испытывает недостаток в наличных, и управляющий с непростительной грубостью…

— Да, пожалуй…

— Я скажу дяде о том, что произошло…

И тут кто-то у меня за спиной сказал «ха!» или, может быть, «хо!», я стремительно обернулся и увидел на пороге стеклянной двери еще одного абсолютного незнакомца.

Эта новая добавка к нашему тесному кружку являла собой длинного худого индивида с англо-индийской внешностью. Ну, ты знаешь этот тип: окраска в целом бежевая, а в остальном — стервятник с седыми усами.

— Дядя Филип! — вскричала Мертл.

Стервятник слегка кивнул в ее направлении.

Казалось, его что-то угнетало.

— Не заговаривай со мной, — сказал он. — У меня нет времени. С днем рождения, и все прочее, но не заговаривай со мной сейчас, девочка. Мне надо поговорить с одним человеком.

— Вы знакомы с мистером Укриджем?

— Нет. И не желаю. Но я знаю, он украл… — фраза завершилась жутким клокотанием в горле, и я увидел, что он уставился на стол. Стол принадлежал моей тетке и был единственным предметом в комнате, который там оставили птички без пиджаков, так что он сразу бросался в глаза. — Боже мой! — сказал он.

И перевел на меня взгляд, точно пылающую ацетиленовую горелку. Не знаю, как именно лечат печень в Харрогите, но им следует найти другой способ. Нынешний неэффективен. Этому стервятнику он явно не принес ни малейшей пользы.

— Боже мой! — сказал он еще раз.

О.Б.И. выплыл на поверхность.

— В чем дело, Филип? — осведомился он с раздражением, только что кончив кашлять в связи с крошкой кекса, угодившей не туда.

— Я скажу тебе, в чем дело! Я только что заглянул в свой сад и обнаружил, что он ограблен — ограблен! Вот этот человек оборвал все розы, какие только цвели там. Мои розы! Теперь это бесплодная пустыня.

— Это правда, мистер Укридж? — осведомился О.Б.И.

— Разумеется, нет, — сказал я.

— Ах нет? — сказал Стервятник. — Нет, э? Так откуда эти розы? В саду при этом доме нет ни одного розового куста. Черт побери, я бывал здесь не один раз и знаю, о чем говорю. Откуда у вас эти розы? Ну-ка, ответьте мне.

— Их подарил мне мой дядя.

О.Б.И. наконец одержал полную победу над кексом и саркастически усмехнулся.

— Ваш дядя? — сказал он.

— Какой еще дядя? — вскричал Стервятник. — Где этот дядя? Покажите мне этого дядю. Предъявите его.

— Боюсь, это будет не так просто, Филип, — сказал О.Б.И., и мне не слишком понравился его тон. — Мистер Укридж как будто имеет таинственного дядю. Никто никогда этого дядю не видел, но создается впечатление, что он покупает мебель и не платит за нее, крадет розы…

— И солнечные часы, — вставил Стервятник.

— Солнечные часы?

— Именно. Увидев свой сад, я направился в Холл, и там посреди газона торчат мои солнечные часы. Мне сказали, что этот молодчик преподнес их Мертл.

К этому моменту я уже не был в наилучшей своей форме, но я сумел собрать достаточно старого доблестного духа, чтобы дать ему по лапам.

— Откуда вы знаете, что это ваши солнечные часы? — сказал я.

— На них мой девиз. И, как будто этого мало, он еще украл мою беседку.

О.Б.И. охнул.

— Твою беседку? — сказал он тихим, почти благоговейным тоном. Размах случившегося словно надорвал его голосовые связки. — Как он мог украсть беседку?

— Как, я не знаю. Наверное, по частям. Это переносная беседка. В прошлом месяце я заказал ее со склада. А теперь она стоит в глубине его сада. Говорю тебе, этому человеку место на привязи. Он — угроза обществу. Боже мой! Когда я был в Африке во время войны с бурами, батальон австралийцев присвоил один из моих складов. Но я никак не ждал, что столкнусь с этим в Англии, да еще в мирное время.

Корки, тут меня внезапно озарило. Я понял все. Спасибо слову «присвоить». Тут я вспомнил все, что слышал про Австралию и ее присвоителей. Они умеют лямзить, Корки… И я не о летних костюмах, а о действительно существенных предметах, предметах жизненной важности, вроде солнечных часов и беседок — а не омерзительных летних костюмах, вообще непонятно для чего тебе требующихся, и ведь завтра ты его получишь совсем как новый.

Но впрочем, главное, что я все понял.

— Сэр Эдвард, — говорю я, — разрешите мне объяснить…

Но это было бесполезно, Корки. Они ничего не желали слушать. О.Б.И. прожег меня одним взглядом, Стервятник — другим, и, мнится мне, Мертл прожгла меня третьим, после чего они отбыли, и я остался в одиночестве.

Я подошел к столу и подкрепился остывшим жареным хлебцем — человек, стертый в порошок.

Минут через десять снаружи донесся веселый свист, и вошел Черезбрак.

— Вот и я, мой мальчик, — сказал Черезбрак. — Я принес яйца. — И принялся выкладывать их из всех карманов. Казалось, он обчистил все курятники в округе. — А где же наши гости?

— Ушли.

— Ушли?

Он огляделся:

— Хо! А где мебель?

— Увезли.

— Увезли?

Я объяснил.

— Тц, тц, — сказал Черезбрак.

Я слегка хмыкнул носом.

— Не хмыкай на меня, мой мальчик, — сказал Черезбрак с упреком. — Даже самым лучшим людям время от времени возвращают их чеки.

— И полагаю, лучшие люди лямзят яйца, и солнечные часы, и беседки? — сказал я. С глубокой горечью, Корки.

— Э? — говорит Черезбрак. — Не хочешь же ты сказать…

— Безусловно, хочу.

— Расскажи мне все.

Я рассказал ему все.

— Жаль-жаль, — говорит он. — Я так и не сумел избавиться от привычки к присвоению. Где бы ни был Чарльз Перси Катберстон, там он присваивает. Но кто бы мог подумать, что люди поднимут бучу из-за таких безделиц? Старая родина меня разочаровала. В Австралии на такие присвоения никто и внимания не обращает. Что мое, то твое, а что твое, то мое — вот наш девиз там. Такой шум из-за каких-то солнечных часов и какой-то беседки! Господи помилуй, в свое время я слямзил теннисный корт. Ну, да теперь ничего сделать нельзя, я полагаю.

— Очень даже можно, — сказал я. — О.Б.И. не верит, что у меня есть дядя. Он думает, будто все это лямзил я сам.

— Неужели? — говорит Черезбрак задумчиво. — Неужели он так думает?

— И самое меньшее, что вы могли бы сделать, — это пойти в Холл и объяснить.

— Именно это я и собирался предложить, мой мальчик. Сейчас же пойду туда и все улажу. Доверься мне, мой мальчик. Я все расставлю по своим местам.

Он урысил, и, Корки, больше я его до нынешнего дня не видел. Я убежден, что он и близко к Холлу не подошел. Я твердо уверен, что он зашагал прямо на станцию, прикарманив по дороге парочку телеграфных столбов, а также шлагбаум, и сел в первый лондонский поезд. Безусловно, в том, как держался со мной О.Б.И., когда я на следующий день повстречался с ним в деревне, ничто не указывало, будто все улажено и расставлено по своим местам. Думается, ни один производитель джута никогда прежде до такой степени в упор не видел встречного.