Владимир Колганов - Лулу

И все же, кто она такая, эта милая, эта загадочная, эта прелестная Лулу? Увы, ее подлинное имя остается неизвестным. И что же мне делать? В надежде хоть как-нибудь приблизиться если не к разгадке, то к более или менее приемлемой гипотезе я заставил себя покопаться в происхождении имен. Та, что утешит и успокоит, — такое толкование ее имени меня вполне устраивало. Огорчало же совсем другое — отдаленное, несколько даже надуманное, вполне возможно, что не имеющее никакого смысла, сходство с именем Лукреция. Та самая Борджиа, побочная дочь какого-то там римского понтифика, которая с малых лет видела такое, от чего, как утверждают, «покраснел бы Сатана», она уже в двенадцать лет становится любовницей своего папаши. Увы! То, что мне про свою жизнь поведала Лулу, уж очень напоминало события, известные из преданий о распутнице Лукреции. Еще более огорчало предположение о том, что общность судеб могла иметь весьма печальные, если не сказать, фатальные последствия прежде всего для меня — не следует забывать, что Лукреция имела славу отравительницы, которая получала особое удовольствие, отправляя очередного наскучившего ей любовника на тот свет. И хоть я проходил вовсе не по этой категории, но что могло однозначно иметь отношение ко мне — это весьма прискорбная особенность упомянутых репрессий, согласно которой имущество отравленного подлежало конфискации в доход казны.

Конечно, какая разница, кому при таком раскладе достанется мое движимое и недвижимое барахло, однако все это побуждало к осторожности. Тем более что квартирка по нынешним временам тянула на пару сотен штук — это если в долларах. Впрочем, что и как предпринять на всякий случай, если обедаем мы с ней за одним столом, я до сих пор так и не придумал. В самом деле, ну не просить же ее откусить кусочек антрекота прежде, чем мне его отправить в рот? Вот так напичкают тебя в Интернете информацией, а ты потом терзайся и мучайся в поисках конкретного решения — как бы все это к делу приспособить?

А вот и еще одно имя, очень близкое к Лулу. Даром, что ли, Лу фон Саломе была урожденная Луиза? Кстати сказать, очень, очень примечательная у нее судьба. Первая любовь семнадцатилетней девочки — голландский пастор, читавший лекции почему-то в Петербурге, он-то первый и стал ее так называть, Лу. Сам Ницше просил ее руки и получил отказ. Или вот такая странность — пообщавшись с Фрейдом, Лу на полном серьезе увлеклась психоанализом. Ну явно же родственная душа, чуть не сказал — коллега по работе. Особенно симпатично то, что любовники обычно жили в ее доме и ужинали вместе с мужем за одним столом. Все лучше, чем на ночь глядя разъезжать по городу в поисках партнера.

Однако ни жен, ни любовников здесь нет — пока что нет. Мы с обворожительной Лулу сидим за обеденным столом, и я размышляю о том, что ведь не обязательно жениться, чтобы мне стать ее любовником…

И вдруг замечаю, что мы тут не одни, что за столом вместе со мной три Лу — помимо Лулу еще Лукреция и та самая Луиза. Впрочем, поначалу я даже не понял, кто они такие, очень уж ситуация сложилась непривычная. Сидят себе и сидят. Я спрашиваю:

— Вы кто?

— Будто сам не видишь, — отвечают.

Видеть-то я вижу, только, как ни стараюсь, не пойму. Одна почему-то искоса взирает на меня. Другая смотрит если не с усмешкой, то наверняка с сомнением. А третья так и тянется, так и льнет ко мне, я даже от нее слегка отпрянул. И что за странная особенность — тянуться к мужику, ну ничегошеньки про него, просто ничего не зная! Кстати, эта последняя очень даже ничего. Да они все словно бы сошедшие со страниц гламурного журнала.

Признаться, я даже ошалел сперва. И что прикажете с ними делать? Сидят, нахально пялясь на меня. А я не то чтобы робею, но чувствую себя как-то неуютно, неустроенно. Другой на моем месте давно бы уже от радости рыдал — вот ведь, нежданно-негаданно такая удача подвалила! Три очаровательные леди здесь, со мной вместе, за одним столом… Ну а я, будто недоделанный какой, не знаю даже, с чего бы мне начать. Может быть, сперва представиться?

Я что-то промычал.

— Очень приятно, — отвечает та, что понахальнее. — А меня зовут Лукреция.

— Луиза, — сделав книксен, промолвила, глядя в сторону, другая.

Третья же молчит. И только смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Да понял я уже — это Лулу.

Самое обидное, что я тут вроде бы совершенно ни при чем. Сидят себе, что-то пьют, закусывают словно бы в шикарном ресторане. Такое ощущение, что я у них просто на десерт. Нет, не хочу сказать, что вот сейчас возьмут и намажут меня на бутерброд. Но что-то в этом роде явно намечается.

А правда, ну с какой стати они здесь расселись? Вроде бы я в гости никого не приглашал. Если бы позвал, так, наверное, знал бы, для чего, с какой целью это делаю. А так — сидят за моим столом три грации, а я по-прежнему только смотрю на них и недоумеваю.

Я так им и сказал:

— Вот вы пришли ко мне, хоть я вас и не звал. Ну и зачем? Что от меня вам нужно?

— Да ничего. А что, нельзя зайти к тебе так, запросто, без всякой цели?

Ладно, будем считать, что перешли на «ты». Хотя какой толк мне от такого панибратства? Делать им всем, что ли, нечего? Эй, барышни, ну при чем тут я? Будто ничего другого не придумали, только вот так дразнить неженатого мужчину.

Опять смотрю на них, и как-то мне не по себе. Что они могут выкинуть? Вроде бы я не робкого десятка, но на душе отчего-то муторно становится. Когда сидят такие вот перед тобой, даже и не знаешь, что можно предпринять. И какого лешего им надо?

И тут внезапно в голову явилась мысль. Тут я подумал: а что, если сидящие за столом милые создания — это мои дети? Все, не одна только Лулу. Вот так вот, долго искали своего папочку и, слава тебе господи, нашли…

И тут Луиза говорит:

— Мы тут между собой поспорили. Ты наш или не наш? — и смотрит так, будто если не скажу, то дело может дойти даже до допроса третьей степени. С них-то станется!

И правда, ощущение такое, будто «испанский сапог» на меня уже надели, что веревки затянули словно бы до невозможности, а я по-прежнему не представляю, какого ответа от меня ждут. И если все-таки дождутся, что за тем последует? И кажется мне, что у подъезда дежурит воронок и вот еще чуть-чуть, так и не дождавшись от меня признания, подхватят под руки, поволокут… А там уже и могилка приготовлена.

— Ты что молчишь? — Это Луиза снова спрашивает.

— Я? Даже и не знаю, что сказать.

Девицы переглянулись и опять нахально смотрят на меня.

— Мужики какие-то теперь хилые и нерешительные. Чуть что, в кусты или в рот воды набрал.

А что я могу им возразить, если возражать-то нечего? Чего доброго, и так все может обернуться, то есть еще самую малость посидим вот так, а потом они мне и заявят: