Владимир Карпов - Танец единения душ (Осуохай)

А кому оно было нужно? Кабану или лосю?

Хотя, конечно, ездить приходилось с опаской. Метель загуляла, стала путать тропку. Смерч закружил, а из него, покажется, кто-то зловещий глянул, и пошёл, пошёл кругом, подбираясь. Птица истошно прокричала, будто приколдовывая. Невидимая Хозяйка листами прошелестела. От такой боязни даже, ой как, замирало сердце! И пришёптывали губы слышанные или выдуманные заклинания — местные ведь многое сочиняли на ходу. Так, как в детской «взаправдашней» игре, она и дорога короче: села на коня — слезла с коня.

— Не приходило ли в голову, взять этот мешочек, с алмазами, да и… махнуть куда-нибудь в Рио-де-Жанейро? — спросил Алмазную паренёк: журналист, что ли?

Она не сразу сообразила, о чём это он? А когда растолковали, то лишь развела руками: куда махнуть? Тайга же кругом!

— Нет, в принципе! — настаивал журналист. — В принципе, мысли такие появлялись: взять, да и… прибрать к рукам, так сказать?

Ей опять принялись объяснять. И она, в общем-то, понимала, даже усмехнулась: причудинка какая-то никак не вкраивалась в её мозги, зазоринки не совпадали.

— Мы же были не рабы, — пояснила Алмазная, от чего у парня почему-то отвисла челюсть.

Ко дню открытия треста, в двадцать пять лет Аганю уже называли «ветераном алмазодобывающего фронта». Так объявили, когда в числе нескольких отмеченных «ветеранов», «ударников труда» профком поощрил её путевкой на Юг. Она была, что называется, ни седьмом небе, держала в руке свернутый листок с рисунком большого трехэтажного здания и склонёнными к нему клубастыми деревьями. Во сне не снилось ей побывать там, куда её направляли: в тёплых края, где растут яблоки и виноград, которые она видела в кино, цветут розы, про которые читала, на Чёрном море, про которое сложено столько песен! Фабрика и страна заботились о ней!

Трубно звучал голос Бернштейна. Он, геолог, изыскатель, стихами любимого поэта напутствовал и воздавал славу производственникам.

Много позже, когда у Алмазной стали складываться свои рифмованные строчки, вдруг как по голове тюкнуло: а почему «адовая»? Почему он «адовая-то» написал? Это ведь совсем иное получается, если адовая?

Кому это было важно тогда? Как ни назови, адовая, каторжная или героическая: каждый бы услышал одно — работа, которую нужно сделать, делается уже!

Они были — первооткрывателями, первопроходчиками и первостроителями новой производственной отрасли в стране! Они были не просто первыми — они были авангардом передового рабочего класса! В считанные годы они сумели сделать то, на что капиталистам потребовалось столетие! Причём, капиталисты пристроились разрабатывать алмазные копи в тёплой жаркой Африке, а они это сделали здесь, в условиях экстремального Севера. Преодолели целую эпоху! Они даже обогнали капиталистов: те до сих пор отделяли алмазы дедовским «жировым» способом — алмаз, как и северянин, любит жирок, прилипает к нему. А у них был разработан и внедрён в производство новейший метод «люминесцентной сепарации». Сами названия говорили за себя: «жировой» — и «люминесцентный!» Основанный на том, что алмаз не пропускает рентгеновский луч! Они и сами, сбитые единым ядром, высвечивали будущее пронзающим лучом.

До аэродрома повёз её Андрюша. Устроились «сменщики» верхом, друг за дружкой на их спокойной лошадке, и «почохали». «Чох»- так понукают буряты. Но и у них стали говорить: «Почохал». Оно, видно, с языка не слетает про якутскую лошадку сказать: «поскакал».

Радовался за неё и напевал Андрюша. Будто и сам был рождён на море и навсегда полюбил белые мачты на рейде.

По пути они приостановились, сошли с лошади, повязали салама на священном дереве: он не мог её отправить без этого. Каждый попросил о своём. Аганя подумала о сыне, о матери и о… Васе: ему ведь всех тяжелее, ему бы сил да радости. О чем просил Андрюша, она не знала.

Поехали просекой дальше. Андрюша молчал. Она почувствовала, как потихонечку стал приближаться к ней спиной. Не потому, что лошадь качнула, или повода натянул, да откинулся назад. А притираться так, настороженно. Она была женщиной с ребёнком — иногда даже сама себе казалась замужней женщиной с ребёнком. Он — молодым парнем, младше её годами. Отведёнными большими пальцами Аганя с силой ткнула в бока Андрею и засмеялась. Тот припрыгнул на месте и понужнул коня.

Привычный для Агани путь сегодня был не в двадцать километров — сегодня, по тоненькой жилочке, связывающей их с остальным миром, она преодолевала бескрайние просторы и расстояния. Сердце её колотилось на весь лес, на все эти неохватные дали, до самых тёплых краёв. Оно стучало так громко, потому что в нём слышалось и сердце Андрюши, с замиранием бьющееся впереди, и весёлый молотобойный перестук всех и каждого, живущих здесь единым кругом.

Стук большого сердца, упрятанного в груди Агани, раскатывался до самой оранжевой Африки. Ей захотелось вступить в освободительное движение, и она стала рассказывать Андрею про жалкую долю негра-раба, укравшего алмаз.

Он уже знал от неё про Христов камень, про «большую дыру» в оранжевой Африке, похожую на преисподнюю. Они оба не очень-то понимали, что такое преисподняя. Но ясно было: порождение капитализма. У них — преисподни не может быть. У них и не дыра, а карьер, где светят прожектора, и работает современная техника. У них даже машины, которые возят руду на фабрику, шофера додумались обогревать печками: ставят в кабине сваренную из железа печку, едут и подкидывают дрова. У них всё для человека!

Про негра она слышала не от Бобкова, а знала из школьного урока — вот ведь многое пропускала мимо ушей, а это запомнила. А потом вычитала в старинной книге про алмазы. Ей всегда запоминалось про угнетённых. Он, негр, даже и не крал — он нашёл его, редкий алмаз, который остался в истории под названиями «Регент» и «Питт». И решил сокрыть. Невольники на рудниках в Южной Африке работали под надзором стражи. Тех, кому позволяли выйти за пределы рудника, тщательно обыскивали и вдобавок давали слабительное, чтобы ценный минерал нельзя было пронести в животе. Тогда этот негр, нашедший алмаз, разрезал ногу и укрыл камень в ране. На берегу он нашел матроса, который провел его на корабль. Но во время плавания матрос отобрал алмаз у беглеца, а самого его скинул в море. Однако захваченный силой камень не принёс матросу счастья: на вырученные за него деньги он загулял, промотался и… повесился. Негра было жаль: ведь он сопротивлялся эксплуататорскому классу. Они вообще хорошие парни, эти негры. Почти что наши. Помочь бы им только скинуть рабство и угнетение!