Ринат Валиуллин - Где валяются поцелуи

— Не уверена, — ответила я, поправляя бретельку на платье.

— А это что? — указал он мне на вновь съехавшую лямку.

— Грудь, извините, — я опустила чемодан и поправила платье.

— Есть соответствующие документы?

— На грудь? — серьезно спросила я.

— На вашу любовь.

— Нет. Какие могут быть на нее документы?

— Самые обычные. Декларация. Или вы ее собираетесь контрабандой пронести незаметно через нашу границу? — отчеканил он и подмигнул собаке. Та убрала язык. — Если так, то у вас ничего не выйдет: любовь принадлежит государству.

— Я просто хотела домой вернуться.

— А что у вас в чемодане? — взял он его по-хозяйски и открыл. Из чемодана посыпалось женское белье и косметика. — Спали там с кем-то?

— Не помню, — зарделась я румянцем.

— Не помните, с кем спали? — вытащил он из кучи одежды венецианскую маску.

— Темно было.

— Ладно, соберите все, — указал он на тряпье.

— А это я конфискую, — снял фуражку, надел ее на собаку, а на себя маску. — До посадки еще уйма времени, — махнул рукой на лес, где я заметила небольшой военный самолет, замаскированный ветвями.

— В общем, постарайтесь как следует разлюбить.

— Но как я успею? Вы же знаете процедуру всех отношений: влюбиться, привыкнуть, возненавидеть и после уже разлюбить, если получится. Кстати, маска вам очень даже к лицу, — попыталась я расположить его к себе.

— Значит, влипли по полной? — развел руками таможенник и почесал голову. — Разве вас не проинструктировали? На курорте нельзя, — поднял он с земли шишку и зашвырнул ее далеко в лес, — так глубоко заныривать. Не понимаю, где вы настолько быстро нашли любовь? — взял он под мышку собаку в фуражке, собираясь уйти.

— Я не искала. Все было включено.

В этот момент у таможенника зазвенел телефон, который он долго искал, пока не обнаружил под фуражкой.

Фортуна проснулась, отключила будильник. Нужно было позвонить Павлу, чтобы сообщить о своем решении. Ей захотелось потянуть время. Человеку свойственно тянуть время, когда нет других удовольствий. В надежде, что оно может им стать. «Было бы идеально, если бы он сам позвонил», — спасительно схватилась она за книгу.

Утро сразу не задалось. В окно бессовестно заглянуло солнце.

— Хватит пялиться, — произнес я вслух.

— Это ты кому? — не открывая глаз, поинтересовалась Лучана.

— Не волнуйся, не тебе. Подскажи лучше, который час?

Я закрыл глаза, слыша, как ее рука нащупала под кроватью телефон.

— Час дня.

— Как часто за отличную ночь приходится расплачиваться утром.

— Чем дольше я сплю с тобой, тем больше мне кажется, что я не человек, а любящее животное, — мягко пересчитывала своей ладонью она мои ребра под одеялом.

— Животное? Они же неразборчивы. То есть ты могла бы с другим? — остановил я ее руку.

— С ума сошел? Мне было бы больно смотреть на звезды, будь на мне кто-то другой.

— Мне тоже стало больно, стоило только представить, — отпустил ее руку пастись дальше.

— Не надо. Сэкономь фантазию для более приятных снов. Я буду тебя любить, но только и ты держи меня крепче.

— А я что, по-твоему, делаю? — нашел я пальцами ее теплую грудь.

— Надо держать, а не держаться. Возможно, тебе просто не хватает сил: ты же целыми днями пишешь письма другим, ты выносишь им мозг… на проветривание, лечишь их, любишь, ревнуешь, подозреваешь, прощаешь, ласкаешь… Зачем тебе это, если есть я? — положила она руку мне на предплечье и погладила.

— Да, я чувствую себя как на ладони, на твоей ладони, — накрыл я своей ее руку, перевернул и начал рассматривать линии. — Это и есть моя карта жизни, со своими дорогами, по которым мы идем вместе. Карта нашего мира.

— Мир наш тесен, — улыбнулась она, — куда бы я ни уходила, все равно прихожу к твоим губам, окунаюсь в твои глаза, хочу спрятаться в твоем сердце. Прошу тебя об одном, чтобы ты не забывал, что чувства для женщины играют первостепенную роль. Если ты меня любишь, не останавливай их, мне приятна эта мелодия, пусть они играют и дальше.

— Кофе будешь? — все еще лежа в постели, спросил я Лучану.

— Если только в постель.

— И омлет?

— Нет, не хочу себя с утра убивать.

— Почему убивать?

— Легкость теряю.

— А тебе обязательно летать?

— Ну конечно. Ты же знаешь, как это тяжело с бутербродами. Отдай мой завтрак нашим рыбкам.

— Они потонут.

— Ты их кормил, кстати, вчера? — встала Лучана с кровати и, накинув мою рубашку, подошла к аквариуму.

— Да, я бросил им отбивную, та тоже поплыла, представляешь? Они долго гонялись за ней, пока не поймали. Видела бы ты, как они радовались мясу.

— Никогда не поверю, что ты поделишься с кем-нибудь отбивной.

— Почему ты всегда печешься о других больше, чем о себе?

— Ты про рыб?

— И про них тоже.

— Будто ты не печешься. Целыми днями лечить женские души. Прямо духовный гинеколог. Смотри! Мне кажется, одна из рыбок заболела, плавает как-то боком. А вторая заботится, смотри, рядом все время.

— Нет, по-моему, она хочет.

— Что хочет?

— Просто хочет.

— Грубый ты. Может, у них была настоящая любовь?

— Разве я не о любви? Рыбам не дано кричать и плакать. У них не получается, как у людей. Они страдают молча.

— Думаю, рыб надо рассадить. Вторая может заразиться.

— Давай завтра, пусть попрощаются как следует, — накрылся я одеялом с головой.

— Лень тебе, так и скажи.

— Может, поспим? — предложил Павел, когда они уже пристегнулись к креслам самолета.

— Звучит сексуально, — улыбнулась Фортуна.

— Да, если бы я не был таким не выспавшимся, — закрыл глаза Павел.

— Ладно, отдамся книге. На обед тебя разбудить? — перелистнула страницу Фортуна.

Я стоял у газетного киоска, ждал Лучану. Рядом музыкант наигрывал мелодию «бесаме мучо». Желающих целовать его не было, даже слушателей оказалось не много. Монетки падали редкими каплями в его белую кепку. Погода тоже не предвещала ливня. Та, которую хотел целовать я, опаздывала уже на пятнадцать минут, на четыре сигареты и на букет цветов. Последнему было явно не по себе так долго находиться в мужских руках. Цветы тоже вянут от ожидания. Лучаны не было видно. Я позвонил ей еще раз. Абонент находился явно вне зоны моего обаяния.

Она позвонила мне, когда я, устав от ожидания, решительно сорвался с места встречи:

— Зачем ты мои цветы подарил какой-то бабе?

— Ты где? — остановился я и стал озираться по сторонам.

— Я наблюдала за тобой, — появилась она из-за афиши.

— Хочешь, чтобы я забрал их обратно? — говорил я все еще в трубку, хотя она уже была в пяти метрах от меня.