Патрик Несс - Жена журавля

— А вот это неправда. Все эти тайные свидания. Клятвы о неразглашении. Ты совсем не походила на женщину, которая отлично проводит время.

— Так нечестно? Мы ведь оба секретничали, разве нет? Нет, я, конечно, могу рассказать обо всем Аманде, если ты этого хочешь?

— Это что, угроза?

— …

— Я вешаю трубку. Серьезно.

— Стой. Подожди? Прости меня? Я знаю, какой я бываю ужасной. Правда. Но…

— Но что?

— Но твоя жестокость невыносима, Джордж. Ты никогда таким не был.

— Прости, я…

— И как раз это не выходит у меня из головы. Ведь на самом деле ты не жестокий? Потому что жестокость — такая обычная вещь в наши дни, ты просто не представляешь. У меня по жизни с каждым мужиком словно состязание какое-то. Кто из нас гаже? Кто грубее? Словно каждый из нас с самого первого взгляда собирается доказать, как он крут. И все эти свидания на самом деле превращаются в это… как его…

— Ристалище?

— Вот! В ристалище! И единственное, что тебе разрешается, это показать сопернику, какой ты крутой, какой непобедимый и как жестоко ты смеешься над его слабостями. Вот ведь как. Ты смеешься над ним. Над тем, как он глуп? И пускаешься во все тяжкие, только чтобы он никогда не смог посмеяться над тем, как глуп ты сам? О сексе меня лучше не спрашивай, да?

— Да я и не собира…

— Потому что весь секс тогда — это сплошное притворство, не важно, удачный он или нет? Сколько бы ты старания и умения в это ни вкладывал? Что все просто «о'кей»? Что у тебя случалось и получше? Что все было не то чтобы «плохо», но пускай он особо не задирает нос?

— Рэйчел, я не понимаю, чего ты от меня…

— Это ужасно, Джордж. Я это ненавижу. Вот и с этим Уолли?

— Уолли?

— Каждую минуту одно и то же! Каждую минуту! Как в том кино про гладиаторов? Это изматывает. Я так устала. Я выжата, как лимон. А с тобой было совсем не так.

— …

— …

— Джордж?

— Я теперь с Кумико.

— Знаю. Знаю? Ну, то есть я в курсе, да? Твоя дочь об этом трещит на каждом углу? Так что я все знаю? Но просто я подумала. Подумала о том, как сильно мне тебя не хватает.

— …

— …

— Даже не знаю, что и сказать…

— Да не говори ничего. Просто я…

— Я теперь с Кумико…

— …скучаю по тому, кто…

— И я очень серьезно…

— …по-настоящему добр…

— …в нее влюблен.

— Ты был так добр ко мне, Джордж. Как, наверно, больше никто.

— Увы, о себе ты того же сказать не можешь.

— Я знаю, что была недобра к тебе…

— Нет, я о том, что ты была недобра к себе. Плохо с собой обращалась.

— Ты был первым, с кем я могла хотя бы предположить, что все вполне возможно, Джордж. А с этим Уолли я встречаюсь, и он, конечно, очень, очень обаятельный и так далее, но…

— Рэйчел, я должен…

— Но я все время думаю: он не такой милый, как Джордж.

— Это был мимолетный флирт, Рэйчел, и мы оба знаем, что это ошибка. Я слишком стар для тебя. Я слишком скучен для тебя, ты сказала это сама. И уж тем более я не такой обаятельный, как…

— Ну и что с того, если это правда? Иногда нам нужно и кое-что поважней.

— Ты хочешь сказать, это никак не связано с тем, что я теперь не один? И с тем, что я немного прославился?

— Ты снова пытаешься грубить, Джордж. Это тебе не идет?

— Мне правда нужно идти. Желаю тебе всего самого…

— Видишь? Ты же такой милый.

— Но я действительно должен идти.

— Я хочу повидаться с тобой.

— Рэйчел…

— Как в старые добрые времена?

— Нет, я не думаю…

— Я могла бы тебе о них напомнить.

— …

— Ты знаешь, о чем я, Джордж.

— Мне очень жаль, Рэйчел.

— Тебе будет жаль, если ты не позволишь мне…

— Мне очень жаль, что тебе так одиноко.

— Джордж…

— Я желаю тебе счастья. Я слушаю тебя и слышу, как твое сердце плачет, желая с кем-нибудь…

— Погоди хоть секундочку…

— …соединиться. По-настоящему соединиться.

— Да? Но я же…

— И мне очень жаль, что я этим кем-нибудь быть не могу. Никак не могу, прости.

— Джордж…

— Желаю тебе всего самого…

— Джордж…

— Но мне пора идти…

— Я беременна.

— …

— …

— …

— …

— То есть это, конечно, неправда.

— Джордж…

— Прощай, Рэйчел, и прости меня.

— Джордж, я только…

Она летает всю жизнь, и даже дольше, приземляясь, когда растущая Земля призывает ее, и улетая дальше, когда зова не слышно. Ей одинаково радостно и в воздухе, и на Земле, и радость эта, несмотря на частые слезы, от особого ее предназначения. Повсюду, где бы ни приземлилась, она дарует освобождение от грехов, и ее прощение проникает в сердца, ибо за что мы все просим прощения, как не за обиды, уносящие радость?

Мир вступает в период юности, земля собирается по кусочкам в узнаваемую цельную форму, хотя и с болью, с извержениями. Она не сторонится вулканов, когда те выплевывают лаву, узнавая в них ту же ярость воды — усилие, направленное изнутри наружу, то есть в никуда.

— Уже скоро, — говорит она вулканам, — уже совсем скоро все ваши длинные мускулы сплетутся внутри Земли, чтобы крепко держать ее в своих объятиях. Одна рука стиснет другую, другая третью — и вы сможете удерживать бремя жизни на ваших общих плечах. Осталось совсем недолго.

И вулканы верят ей, и успокаивают свои яростные потоки, и готовятся удерживать этот мир.

Все вулканы, кроме одного.

— А я не верю тебе, госпожа, — говорит ей вулкан, и его зеленые глаза искрятся каким-то злобным весельем, что сильно ее озадачивает. — Смысл вулкана в том, что он злой. А спокойный вулкан — это всего лишь гора, разве нет? Успокоить вулкан — значит убить его.

Губительная, пышущая жаром лава вытекает из него волна за волной, и обитатели этой совсем еще юной Земли разбегаются в ужасе от его огненного хохота. Она с отвращением отлетает подальше, делает круг и прилетает опять, чтобы снова показать ему свое отвращение. Так и общается с ним, летая кругами.

— Цель вулкана — погибнуть, — говорит она. — Разве не за это ты борешься?

— Да, госпожа, цель вулкана — погибнуть, — отвечает он. — Но сделать это с как можно большей злобой.

— Но ты не кажешься злобным, — говорит она. — Ты улыбаешься. Проказничаешь. В тебе так и плещет желание пофлиртовать.

— Во мне плещет радость, госпожа. Злобная радость.

— Разве такое возможно?

— Это именно то, что всех нас создает. То, от чего пылает магма этого мира. То, что заставляет вулканы петь.

— Так вот чем ты называешь разрушение? Песней?

— Именно так, госпожа. А песня никогда не лжет.

— В отличие от тебя, — говорит она и улетает прочь.

Вулкан посылает ей вслед целый сноп огнедышащей лавы. Но тот не достигает ее. Да и не должен.