Мишель Фейбер - Близнецы Фаренгейт

— Если так, — сказал Нэйл, — зверюга, скорее всего, уже сдохла. Или обозлилась до чертиков. И что мы с тобой будем делать, пищать «Кис-кис»?

— Это же мы ее сбили, — ответила Сандра. — Значит, мы за нее и отвечаем.

Нэйл тяжело вздохнул, сосчитал до трех. Если что и мешало росту их бизнеса, так это неожиданные приступы чопорной принципиальности, нападавшие на Сандру, подобно гормональным приливам, в самое неподходящее время.

— Господи, — сказал он, припомнив инфракрасные снимки дикой кошки, которые видел однажды в газете, — это, чтобы ты знала, не любимая киска какой-нибудь старой девы.

Сандра не ответила. Она уже шла вдоль вала, не надеясь больше увидеть кошку целиком, но вглядываясь в поисках ускользающего проблеска мерцающих глаз, полосатого бока, подрагивающего хвоста. Воображению ее рисовался тонкий цветной рисунок кошачьей мордочки на исподе крышки от сахарницы, произведенной в гончарне «Лох-Ай», мордочки, которая выглядывала оттуда, к великому удивлению покупателя, точно из норки. Хватит ли кому-нибудь из ее работников мастерства, чтобы создать такой рисунок? Алисон, пожалуй, хватило бы, но Алисон была такой давалкой, что пришлось ее выставить вон.

Сандра подхватила с земли березовый сук, проворно слущила с него тонкие ветки, листья, и ткнула им в ближайшую кроличью норку. А через несколько шагов ткнула в следующую, и в следующую, всякий раз проверяя, далеко ли уходит палка. По большей части, ходы эти были узки, слишком узки для крупной кошки, некоторые давно уж размыло или забило — как отмирающие артерии — запекшимся сором.

— Слушай, только что вспомнил, я же машину не запер, — сказал Нэйл, когда они прошли уже ярдов пятьдесят.

— Забудь ты о машине хоть на минуту, ладно? — попросила Сандра. — Зверушка еще жива, я уверена в этом.

Он расправил плечи, собравшись поспорить, однако в глазах Сандры читался намек на мольбу да и то, как она облизала губы, волнуясь, сказало Нэйлу, что ей не до ссор. И он улыбнулся, позволив плечам обмякнуть.

— Надеюсь, ты не чучело из нее набить собираешься, — вздохнул он. — Все-таки, мы же ее искалечили…

— Все будет хорошо, — с напором заявила Сандра, продолжая идти вперед с палкой в руке. Нэйл плелся следом.

И всего через несколько секунд предсказание Сандры сбылось. Из норы, в которую она сунула палку, донеслось невнятное шкрябанье и Нэйл, отставший от Сандры футов на шесть, с оторопью увидел пушистый кончик толстого, полосатого хвоста, выставившийся, подрагивая, из ближайшей к нему дыры в земле. Он невольно вскрикнул, и кошка рванула обратно в нору, оставив за собой только облачко пыли. Нэйл и Сандра, стоявшие на расстоянии плевка друг от друга, поняли, что оказались у противоположных концов подземного хода, идущего горизонтально по изгибу насыпи, этакой прочерченной под землей синусоиды.

Не произнеся ни слова, Сандра опустилась у своего отверстия на корточки. Нэйл присел у своего.

Стоял уже поздний вечер, почти сумерки. Они находились теперь в низине, с которой не видно было дороги, и оба знали, что дорога не освещается, что она, вообще-то говоря, опасна. Солнце, опустившееся за деревья, заливало поля трепетным светом. И всюду вокруг Сандры и Нэйла качество картинки менялось, как будто Бог нажимал на пульте дистанционного управления кнопки контраста и яркости: резкие очертанья травы и покрытой рубцами земли, становились все более резкими, почти светозарными, а участки более тусклые погружались во мрак.

— Машина… — сказал Нэйл.

— Забудь про машину, — прошипела сквозь сжатые зубы Сандра. Она наклонилась к дырке в земле, сощурясь, вглядываясь в эту чреватую жутью шахту.

— Брюки… — предостерег ее Нэйл, когда она уперлась коленями в грязь.

— Я вижу ее глаза, — сказала Сандра. — Она испугана.

Нэйл смотрел, как Сандра встает на четвереньки, осторожно упираясь ладонями в землю. Груди ее, зажатые с двух сторон руками, выпятились, кашемир мягко поблескивал в сумеречном свете. И внезапно Нэйл пожелал ее — сильнее, чем за все последние годы, — так вдруг захотелось вставить ей прямо сейчас, здесь, в поле.

— Еще бы она не испугалась, — откликнулся он. — Но мы-то что можем сделать?

— Я вставлю в дыру кол, — ответила Сандра. — Кошка подастся назад, к твоему концу. Как увидишь хвост, хватай его и тяни.

Он фыркнул, не веря ушам. Ну еще бы, такие дела всегда достаются ему… Деньги на гончарню ищи ты, склочных работников выгоняй тоже ты, а теперь вот и кошку тяни за хвост: Нэйл все уладит!

— А если она меня на куски порвет?

Сандра в отчаянии простонала:

— Мы же переехали ей задние ноги! Она их только волочь за собой и может.

— Это ты так говоришь.

И все же, он опустился на колени, изготовившись к схватке. Звуки опасливого дыхания кошки подействовали на него странновато — точно наркотик, проникший в кровь. Он представил себе несчастную зверюгу, сидящую в западне, в нагоняющем клаустрофобию тоннеле, и его почти опьянила жалость. Нет, не то чтобы жалость, скорее, потребность, чтобы для бедняги все закончилось благополучно, несмотря на случившееся.

Сандра осторожно, почти с нежностью, ввела палку в нору. На лице ее застыло выражение любознательности, пылкой, детской потребности желаемого исхода. Губы ее разделились, глаза наполовину прикрылись веками.

Из туннеля донеслось злобное шипение, скребущие звуки. Однако на нэйловом конце так ничего и не объявилось — ни кожи, что называется, ни рожи. Сандра склонилась к дыре пониже, рука ее ушла внутрь, щека прижалась к земле, волосы переплелись с жесткой травой.

— Палка нужна подлиннее, — выдохнула она.

— Так поищи, — ответил он, подрагивающим от предвкушения голосом. — А то дождешься, что она тебе пальцы оттяпает.

Сандра выдернула руку наружу. Рукав оказался заляпанным грязью, темно-бурой на яркой желтизне кашемира. Она поозиралась кругом, но с коленей не встала.

— Лучше этой нигде не видно, — сказала она и внимательно оглядела кончик палки, словно надеясь различить на нем кровь или слюну. — Да и от лаза отходить не стоит.

Они еще несколько минут просидели на корточках, а мир вокруг все темнел и темнел. Глаза их успели уже приладиться к меркнущему свету, они еще различали друг дружку — и, разумеется, дырки в земле, — отчетливо, ясно. А вот все остальное — пустые поля за ними, длинная, лишенная фонарей дорога, верхушки деревьев невидного отсюда леса — все неотвратимо сливалось с мрением вечереющего неба.

— У машины подфарники не горят, — сказал Нэйл.

Сандра повернула к нему лицо, взглянула сквозь холодеющий сумрак ему в глаза. Мазок грязи на левой щеке, оскаленные белые зубы.

— Забудь — на хер — машину, — тон ее был свирепым, но дикция оставалась кристально ясной.