Виктор Левашов - Третья половина жизни

Савчук нахмурился.

– И что?

– Получается, что Норильск создали комсомольцы-строители.

– Они внесли большой вклад в строительство города.

– Но строили не они. Строили заключенные. В Норильске ещё очень много людей, которые об этом помнят.

Савчук снял трубку одного из телефонов:

– Подскажите, следователь прокуратуры Егоров был, так же само, в списке тех, кому послали на обсуждение проект надписи на памятном камне?.. Нет? Спасибо.

– Я вас не задерживаю, – буркнул Савчук, положив трубку.

Егоров вышел. Через несколько дней прокурор сообщил, что его кандидатура на должность председателя комитета народного контроля отклонена.

– Задробил сам. Я так понял, что собеседование прошло неудачно. Почему?

– Он мне не понравился, – объяснил Егоров.

– Важно, что вы ему не понравились.

– Это связано. Если человек мне не нравится, то и я ему не нравлюсь. Проверено жизнью…

В середине июля, когда бессонное солнце полярного дня к вечеру приспускалось над горизонтом и начинало новый круг, в Норильск приехал с гастролями Красноярский драматический театр. В спектакле «На балу удачи», поставленному по биографической книге французской певицы Эдит Пиаф, главную роль играла Нина Уразова.

Егоров пошёл в театр. Возможно, если бы он ничего не знал об актрисе, его оставила бы равнодушным история влюбленностей, предательств и измен, которая разворачивалась на сцене. Но Нина словно бы играла себя, свою не очень складную жизнь. Это увлекло. Песни Эдит Пиаф исполняла не она, они были записаны на фонограмму и звучали в паузах, это было удачно придумано. В программке спектакля были русские переводы песен.

Нина была хороша – в коротком чёрном платье, с мальчишеской стрижкой, делавшей её совсем юной, с тревожными зелеными глазами на смуглом лице. Спектакль шёл без антракта. Зрителей было не очень много, но аплодировали после спектакля долго, артистов дважды вызывали на поклоны. Под впечатлением увиденного Егоров сделал то, чего не собирался делать: прошёл за кулисы и попросил передать актрисе, что он хотел бы с ней поговорить.

Нина сидела перед зеркалом и тампонами снимала грим. Увидев Егорова, заметила:

– Вы не похожи на завзятого театрала. Садитесь куда-нибудь. Вы кто?

– Старший следователь норильской прокуратуры.

– Вот как? О чём вы хотите поговорить?

– О Вадиме Неверове.

Она нахмурилась.

– Прочему он интересует норильскую прокуратуру?

– Вы ничего не знаете?

– Не говорите загадками. Чего я не знаю?

– Он приехал к вам, а вы поспешно уехали из города. Хотя обещали его ждать. Почему?

– Откуда вы это знаете? Прокуратура собирает сплетни?

– Я читал ваши письма к нему и его дневники.

– Где это вы могли их читать?

– В тундре, в ста двадцати километрах от Норильска, на гидрологическом посту. Там, где Вадим Неверов жил.

– Это наша личная жизнь, она никого не касается. И меньше всего прокуратуру.

– Касается, – возразил Егоров.

– С ним что-то случилось?

– Да. Он застрелился.

– Вы не шутите?

– Нет.

Лицо Нины потяжелело. Она долго молчала, машинально продолжая разгримировываться. Потом отвернулась от зеркала.

– Я так и знала, что это плохо кончится! Знала с самого начала! Ну почему, почему все счастливые истории обязательно имеют плохой конец?!. Почему он застрелился?

– Это я и хочу выяснить.

– Спрашивайте.

– Почему вы не стали его ждать?

– Я испугалась. Когда там, в Красноярске, увидела, как он пьянствует с актерами, я поняла, что он слабый человек. Талантливый, яркий, но очень слабый. Его может сломать любая мелочь. Я только представила, как мы будем жить в Норильске, и мне стало страшно.

– Что вас испугало? Побоялись, что до него дойдут слухи о том, как вы жили без него?

– Да. И он возненавидит меня.

– Вы ошиблись. Он знал, как вы жили без него. Это не изменило его отношения к вам.

– Это ему хотелось так думать.

– Последний вопрос. Из тундры он послал вам письмо в Красноярский театр. Что он написал?

– Что он меня ждёт и будет ждать всегда.

– Что вы ответили?

– Написала, что я вышла замуж.

– Вы действительно вышли замуж?

– Нет.

– А зачем написали?

– Чтобы он не надеялся.

– И он перестал надеяться, – заключил Егоров и поднялся. – Вы очень хорошая актриса, Нина. Я небольшой знаток театра, но вы заставили меня переживать. Мне показалось, что вы играли себя. Это так?

– А кого же ещё? Актёр всегда приносит на сцену свою жизнь со всем, что в ней было. И с тем, чем гордишься, и с тем, за что себя ненавидишь…

Здание театра было в конце улицы Севастопольской со старыми домами, когда-то построенными ленинградскими архитекторами, с полуколоннами и бесполезными в этом климате лоджиями. Егоров медленно шёл по солнечным тротуарам, а в памяти всё звучали песенки Эдит Пиаф:

Я не забуду никогда,

Как мы любили друг друга,

Все ночи, все дни напролёт,

Прекрасная история любви.

Прекрасная история любви.

Почему ты меня оставил?..

И он понял, что сделает с письмами Нины Уразовой и дневниками Вадима Неверова. Отдаст их Валерию Леонтьеву. Если он когда-нибудь соберётся написать книгу, эта история любви станет одним из её сюжетов.

Танцуй, танцуй на балу удачи,

Танцуй, танцуй, моя мечта…

На Гвардейской площади возле глыбы памятного камня несколько человек разглядывали недавно появившуюся на нём табличку. На табличке было:

ЗДЕСЬ БУДЕТ СООРУЖЁН ОБЕЛИСК, ВСЕГДА НАПОМИНАЮЩИЙ О ПОДВИГЕ ПЕРВЫХ НОРИЛЬЧАН, ПОКОРИВШИХ ТУНДРУ, СОЗДАВШИХ НАШ ГОРОД И КОМБИНАТ.

1932 год. Из журнала радиограмм Норильскстроя:

«Из Норильска. Иркутск, Востоксибзолото. На ваш запрос сообщаем, что Норилъскстрой имеет следующие цеха: хозяйственный, конного транспорта, оленного транспорта, строительный и геологоразведочный. Форсируйте выполнение наших заявок. Динамиту, бикфордова шнура хватит только на месяц. Запасных частей к бурстанкам не поступило, горные работы останавливаются. Принимайте срочные меры. Будет преступлением задержать разведку мирового месторождения. Директор Норильскстроя Зарембо».

«Из Красноярска. Норильск, Зарембо. Востоксибзолото все наши заявки игнорирует. Материалы и оборудование не отгружаются. Паёк резко снижен, дают только ржаную муку. Принимаю меры выправить головотяпство, выезжаю в Иркутск. Сообщи здоровье Сони. Воронцов».

«Из Норильска. Иркутск, Воронцову. Не допускай изменять снабжение. В случае затруднений выезжай в Москву, иначе головотяпы испортят дело Норильска. Здесь будем вертеться сами. Ущерба разведочным работам не избежать, но лучше потерять одно, чем всё. Семья здорова, не беспокойся. Зарембо».