Виктор Левашов - Третья половина жизни

Выйдя из кабинета первого секретаря, Карпов вытер платком потное лицо и с чувством сказал:

– Вечно от вас одни неприятности!

Леонтьев понял, что его назначение старшим редактором откладывается навсегда.

И ошибся.

Торжественное закрытие конференции состоялось во Дворце металлургов. Кроме участников, был приглашен весь городской бомонд. Мужчины явились при полном параде, дамы в вечерних платьях. Зимой в Норильске слишком мало развлечений, чтобы пропустить возможность на других посмотреть и себя показать. Расставив по точкам операторов, Леонтьев стоял в ближнем к сцене углу зала, рядом с дверью, из которой выходили и поднимались на сцену члены президиума. Первым появился директор комбината Долгих. Леонтьев прижался к стене, освобождая дорогу. Неожиданно Долгих приостановился, молча пожал ему руку и проследовал дальше. За ним шел Савчук. Он тоже пожал Леонтьеву руку, хотя было видно, что он не понимает, почему это делает. И все члены президиума, а их было человек десять, тоже обменялись с Леонтьевым рукопожатием. На это странное действо изумленно смотрел весь зал. А самое недоумевающее, даже ошеломленное выражение лица было у директора студии.

На следующее утро на доске объявлений появился приказ о назначении Леонтьева старшим редактором.

Как все-таки важно оказаться в нужное время в нужном месте!

Все идеологические кампании, очень ощутимые в Москве, по мере удаления от столицы не то чтобы глохнут, но заметно теряют свою сокрушительную силу, как тайфуны, срывающие крыши и с корнем вырывающие пальмы в центре, оборачиваются слабым ветром и дождями на периферии. Столетие со дня рождения Ленина прошло в Норильске почти незаметно. Состоялось торжественное заседание во Дворце металлургов, трудовые коллективы приняли повышенные обязательства, в вечную мерзлоту погрузили капсулы с рапортами о достижениях норильчан и с юбилейными выпусками «Заполярной правды». Предполагалось, что через сто лет потомки достанут их и узнают, как жили их предки. Ещё тогда у Леонтьева появилась мысль написать об этом пьесу. Вот через сто лет вскрывают капсулы и по материалам в них пытаются восстановить жизнь. Что это будет за жизнь? Сюр! Несколько дней Леонтьев обдумывал сюжет, даже делал наброски, но пьесу так не написал, не дошли руки.

Реальная жизнь Норильска была не такой праздничной, как рапорты в капсулах. На проектную мощность вышли талнахские рудники «Маяк» и «Комсомольский», план комбинату стали спускать по руде. Металлургические переделы не были готовы к такой нагрузке. Участились аварии, пошли «чёрные» субботы, стали обычными авралы в конце месяца. Но план нужно было выполнять, от этого зависели премии, составлявшие большую часть заработка работников комбината. Рабочие роптали, звонили и писали письма в «Заполярную правду» и на телестудию. По этим письмам Леонтьев провёл передачу. В заключение сказал:

– Нелепо надеяться, что ваши проблемы смогут разрешить журналисты. Что мы можем? Только переслать письма вашим руководителям. Для защиты ваших прав есть профсоюзы. Не защищают? Значит, не тех людей выбрали. Ничего не делают профсоюзы? Тогда вам остаётся только одно: увольняйтесь, переходите на другую работу. Голосуйте ногами, это самое сильное средство. Ваши проблемы никто за вас не решит.

В Норильске всегда живо реагировали на передачи. Стоило сказать, что какая-то улица утопает в снегу, как наутро по ней елозили снегоуборочные машины, а после жалоб телезрителей на хамство в магазинах увольняли продавцов. Передача Леонтьева вызвала возмущение руководителей заводов. Звонили директору студии, в горком партии. Через два дня Леонтьева вызвал заместитель председателя горисполкома Владимир Иванович Венгеров.

Венгерову было под шестьдесят. Рослый, с обширной лысиной и красным обмороженным лицом, он был из старожилов Норильска. Про него было известно, что он пятнадцать лет, от звонка до звонка, просидел в Норильлаге, после реабилитации в 1956 году уехал на материк, но никого из родных не нашёл, все умерли во время блокады Ленинграда, и вернулся в Норильск. В исполкоме он курировал здравоохранение, образование и культуру.

Когда Леонтьев появился в его кабинете, Венгеров стоял у окна и смотрел на проспект, по которому мела первая снежная крупка.

– Проходите, Леонтьев, садитесь, – предложил он. – У меня сегодня памятный день. Ровно тридцать лет назад я попал в эти края. На барже. Было нас человек восемьсот. В Дудинке перегрузили в теплушки, куда-то повезли. Куда? Зачем? Высадили в тундре, построили в колонну, погнали. Идём. Последние хибары кончились, пошли лайды, лёд под ногами, а мы всё идём. И у всех одна мысль: ведут расстреливать. Хотя зачем тогда было куда-то везти? Да и такой статьи ни у кого не было. Была обычная, пятьдесят восьмая. И срока обычные – от десятки до четвертака, кому как повезло. Пригнали на Нулевой пикет, построили там зону с колючкой, вышки для вертухаев, потом бараки и стали жить. Да, тридцать лет назад… Я вот зачем, Валерий Николаевич, вас пригласил, – продолжал Венгеров, водружаясь за письменный стол в скрипнувшее под его тяжестью кресло.

– Можно без отчества, – разрешил Леонтьев.

– Ладно, буду без отчества. Меня попросили провести с вами разъяснительную работу.

– Кто попросил?

– Директор студии, Дмитрий Кузьмич Карпов.

– Он проводит со мной эту работу на каждой летучке.

– Но вы не очень-то к нему прислушиваетесь.

– Почему? Прислушиваюсь, – возразил Леонтьев. – Когда он говорит по делу. А когда не по делу… Что бы ни говорили, а журналистика – это профессия. В ней свои законы. Он этого не понимает.

– Не выступайте, Валерий, – прервал его Венгеров. – Карпов ценит в вас профессионала. Я всегда с интересом смотрю ваши передачи. Но в последней программе вы сильно перегнули палку.

– Чем? В ней каждое слово было правдой.

– Правда – вещь обоюдоострая, с ней нужно обращаться очень осторожно. Да, рабочие недовольны условиями труда. Но призывать их увольняться – это очень плохой совет. Как они могут уволиться? Это значит потерять все полярки. А они зарабатывали их годами.

– Как же они могут защитить свои права?

– Никак. Никаких прав у них нет и никогда не было. Это правда. Нужно уметь жить с нерешенными проблемами. Это тоже правда.

– Мне странно слышать это от вас. Я знаю, что вы просидели в Норильлаге пятнадцать лет. За что вас посадили?

– Я преподавал философию в ленинградском университете. Попал в кировский поток.

– Неужели вас это ничему не научило?

– Очень многому научило. Пониманию закономерностей исторического процесса. Вы где живёте? – неожиданно спросил Венгеров.