Лариса Васильева - Три менялы

Звуки в этой долине разносились далеко. Матильда слушала топот крепких детских ножек в сопровождении легкого перезвона, потом мелодичный звон колокольчика стал более громким, непрерывным, значит, пора искать, а так не хотелось шевелиться. Сейчас бы подремать вот здесь, у теплого валуна, на солнышке, но колокольчик настойчиво звякал… Вздохнув, Матильда пошла искать. Ей не хотелось блуждать меж валунами, и она сразу подошла к Вере. Та радостно засмеялась.

— Еще, еще! — разумеется, кто бы сомневался, еще не один раз…

Наконец Вере надоело прятаться, и она потребовала:

— Теперь ты, — сунула колокольчик в руки Матильды.

О, господи! Когда же она наиграется? Матильде казалось, что она возненавидит всех детей после этого заключения с Верой. Честно говоря, она иной раз с трудом сдерживалась, чтобы не влепить оплеуху надоедливому ребенку.

— Ладно, рассказывай считалку, а я пойду прятаться.

Вера, отвернувшись к валуну и крепко зажмурив глаза, громко, с воодушевлением начала декламировать незамысловатый стишок.

Матильда огляделась, совсем рядом увидела Менял и пошла к ним. Протиснулась в щель меж громадными обломками. Там, посередине, как и говорил Игорь, действительно было довольно свободно, этакий пятачок с гладким камнем в центре. Она уселась на этом круглом постаменте, крикнула Вере: «Все! Ищи!», и зазвонила в колокольчик. Камни вокруг загудели, запели, повторяя ее слова и звон, бесконечно отражая их от вогнутых стен. Матильда почувствовала себя словно внутри железной бочки, по которой кто-то снаружи ударил лопатой — так все гудело. В голове у нее возникло ужасно неприятное ощущение, стены поплыли перед глазами, а потом она отключилась. Очнулась от Вериного голоса:

— Тетя Тилли, я нашла тебя! — лицо у нее было заплаканное. — Что ты так сильно спряталась? Я так долго тебя искала, я боялась…

Какое-то мгновение Матильда не могла понять, где она и что это за девочка, потом все вспомнила. Она встала, голова закружилась.

— Пошли, Вера.

Взяла девочку за руку и огляделась, не узнавая этого места, задумалась, не понимая, в какую сторону им идти.

— Пошли, — Вера сама потянула ее, и Матильда послушно шагнула за ребенком.

Они прошли сквозь узкий просвет меж обломками, и Матильда, пораженная, остановилась: местность вокруг показалась ей совсем иной, незнакомой. С удивлением осматривалась она — валуны, окрашенные лучами заходящего солнца, отливали золотом, а трава была всех цветов радуги — зеленая, желтая, красноватая, фиолетовая… А воздух! Смесь ароматов трав и немного неприятного сероводородного запаха от соседнего источника. И гомон птиц. Мир вокруг нее изменился, наполнился яркими красками, запахами и звуками. Она так и шла за Верой до самого дома. Невзначай бросила взгляд на часы и ахнула: Вера искала ее больше часа… Пожалуй, шаман не зря устраивал здесь свой шабаши. Почему она отключилась? Что-то есть странное в тех валунах …

Спустя пару дней Матильда вдруг взглянула на свое отражение в зеркале. Любую женщину удивило бы слово «вдруг»: как правило, дамы частенько поглядывают на себя в зеркала, но не Матильда. Давным-давно решив для себя, что она дурнушка, Матильда смотрелась только по необходимости, например, чтобы проверить, не испачкала ли лицо. Столько лет она себя словно не видела, не отражалась в зеркалах, словно была невидимкой, а тут что-то ее поразило. В первое мгновение показалось, что она видит не себя. Остановилась, вгляделась… Нет, ничего не изменилось, но она впервые в жизни понравилась себе. Странно, почему она всегда считала себя дурнушкой? Да, конечно, веснушки надо бы убрать… Но не так уж они ее и портят… Пристально разглядывая свою кожу, она заметила, что на руках у нее ведь тоже есть веснушки. Надо же, как это она раньше не обращала на это внимания? Так ведь они есть и на груди, и на спине… Матильда вспомнила, как ее подруга-красавица Оля протирала лимоном появлявшиеся у нее иногда веснушки, и те исчезали. Отчего она сама никогда не попыталась сделать так же? Правда, тут лимона нет… Но зато есть целебный источник, Вика говорила, что он очень кислый.

В тот же день вместе с Верой она отправилась к каменному корыту. Матильда сначала опустила в воду руки — проверить. И через минуту выдернула их: вода начала «кипеть» вокруг рук, словно происходила какая-то химическая реакция. Она испугалась. Кожа успела покраснеть и горела, будто натертая перцем. Матильда с ужасом думала о том, что будет с ее руками. Никакой успокаивающей мази здесь не было, а руки и так уже беспокоили ее, суставы в последнее время болели. Кожа горела до вечера, а ночью, когда жжение прекратилось, она почувствовала облегчение, суставы не болели, натруженные с непривычки руки перестали ныть. Что ж, хорошо, даже если это временно. Надо будет сходить туда еще раз.

На следующий день она опять побывала у каменной выемки, рискнула еще раз опустить руки в воду, теперь горело меньше, она выдержала дольше. Через три-четыре дня она заметила, что кожа рук побелела, веснушки исчезли. Тогда Матильда умылась. Водичка была горяченькая и, действительно, очень кислая. Подумала — подумала и решила лечь в воду: лежала же там Вика, и ничего с ее кожей не случилось, выглядела она прекрасно. Осторожно опустилась в воду, вытянулась в каменной ванне. Первое мгновение ей показалось, что лежать очень приятно, но через минуту выскочила, как ошпаренная. Всю ночь ворочалась, кожа горела, но к утру все успокоилось, и она решила продолжить свои процедуры. Стала ходить к источнику каждый день. Ложилась в чистую, прозрачную водичку, лежала пару минут, пока вода не начинала «закипать» вокруг нее. Это всегда ее почему-то пугало, чудилось, что полежи еще чуть-чуть и кожа растворится. Но этих нескольких минут было оказалось достаточно, чтобы вскоре начались перемены: веснушки побледнели, потом и вовсе растаяли, цвет лица тоже изменился — исчез неприятный землистый оттенок. Теперь кожа стала гладкой, нежной и упругой, выглядела золотистой, словно Матильда загорала под южным солнцем. Изменения произошли и с волосами — они стали заметно гуще, появились блеск, роскошный рыжеватый отлив.

И еще ее занимали Менялы. Может быть, это и было опасно, но она стала посещать шаманский алтарь. Матильда все же боялась сильно расслабляться там, потому даже не садилась, а просто молча стояла посередине, но и так с нею что-то происходило — ее тело вроде бы кто-то тянул вверх, распрямляя, вытягивая позвоночник. И видя потом свое отражение в зеркалах, она отмечала, что осанка изменилась, и ей это очень нравилось. Она даже выросла на пару сантиметров.

Но главным было не это, ей все время хотелось вновь испытать удивительное чувство обновления, которое охватило ее после первого посещения тех валунов. Каменное «яйцо» не подводило, каждый раз она видела мир преображенным, замечала то, на что раньше не обращала внимания, как будто зрение, слух, обоняние с каждым разом становились все лучше, все острее. Покидая языческое капище, она всякий раз чувствовала себя словно…словно… Матильда задумалась, ища подходящее сравнение. Что-то забытое шевельнулось в памяти: словно «аминула вагула бландула» — «душечка летучая чудная»… Это, кажется, из того стишка императора Адриана, что они учили в универе, второй век нашей эры, латынь, обязательная программа, так сказать. Временами ей казалось, что она на самом деле стала легче, ходила теперь, едва касаясь земли. Но к этому ощущению она вскоре привыкла.