Нелли Маратова - Наследницы Белкина

Лебедева охнула. Ее муж присвистнул.

— Это что? — процедила великанша, надвигаясь на дочь.

— Это капуста. Молодая. Правда красиво? — весело прочирикала та.

Зеленый с белым — замечательное сочетание. Котик, впрочем, этого мнения не разделяла.

— Капуста? В свадебной машине? Ты в своем уме? — угрожающе заклекотало откуда-то из самой бройлерной сердцевины. — И кто эти клоуны в обносках?

— Короли и капуста, — прокомментировал Лебедев и, приблизившись к Алисе, кивнул на штуку у нее в зубах: — Трубка? Вересковая?

— Это не трубка, — парировала она и быстро улыбнулась уголками рта.

Лебедев понимающе кивнул.

— Кто все эти люди? Почему Алиса в свадебном платье? — взорвалась Лебедева.

— Мимы, — промычала Алиса, игнорируя вопрос о платье.

— Что?

— Это мимы, — повторила девушка, вынув изо рта вересковую вещицу.

— А недорого, — задумчиво протянул Пупсик, производя в уме сложные калькуляции, но тут же осекся под испепеляющим взглядом жены.

— Банда бродячих шутов, — прорычала она.

— Спокойно. Деньги ушли на экипировку и свадебную капусту. А мимы бесплатные, это мои друзья. Я хожу на пантомиму вместо английского, я тебе не говорила?

Котик стала ровно окрашиваться в бурый цвет. Судя по всему, новое увлечение дочери было для нее сюрпризом и не сказать, чтобы приятным.

Мимы помимо трико были оснащены шарами разного цвета, калибра и консистенции. Троица в черном располагала черным мячом для боулинга, шаром из слоновой кости и красной, с полоской по экватору, резиновой причиной Таниных слез. Их оппоненты в белом могли, в свою очередь, щегольнуть двумя пугливыми прыгунами для пинг-понга и синим гимнастическим мячом — наподобие тех, что используют в степ-аэробике, — исполинские размеры которого уравновешивали силы команд. К шарам прилагались столь же экстравагантные молотки, нарочито не соответствующие им по размеру: пинг-понговые шли в паре с внушительного вида кувалдами, в то время как к исполинскому мячу прилагался кукольный молоточек; один из белых был вооружен черной клюшкой, а в кармане прятал шайбу, которую коварно пускал в дело, запутывая и без того бестолковую игру. Самым загадочным в этой компании был седьмой, лиловый мим, с пустыми руками, улыбчивый и по всем статьям лишний.

— Объясните же кто-нибудь, что здесь происходит! — взмолилась Лебедева.

— Бедлам с цветами пополам, — констатировал ее невозмутимый муж.

Невеста тем временем, подобрав пышные юбки, спрыгнула в траву и побежала к мимам, которые деловито расставляли на стриженой части луга крокетные воротца.

Я собирался проделать то же самое, но великанша, полыхая праведным гневом, силком затащила меня в дом.

— Вы не забыли, надеюсь, о своем обещании? — горячо зашептала она, вжав меня в стену. — Заставьте ее переодеться.

Я кивнул, хотя никаких обещаний не давал и сдерживать их не собирался.

Высвободившись из ежовых объятий Котика, я выскользнул на террасу. Чета Лебедевых и хозяин дома с беспокойством наблюдали за ходом пантомимического крокета.

Судя по размерам и разметке поля, а также по его рваным травянистым краям, это был «садовый крокет», птичья его разновидность; судя же по ритму и инфернальной запутанности ходов, это были «девять калиток». Как бы там ни было, крокет — птичий или девятикалиточный — чем дальше, тем разительней обнаруживал черты хоккея на траве, или попросту хоккея (и клюшка белого тому порукой), с его красочными столкновениями, богатой и хлесткой жестикуляцией, краткими, афористичными, предельно точными ремарками в адрес друг друга.

Мимы разыгрывали на лугу странное театрализованное действо. Начать с того, что игроки, формально разбитые на команды, отнюдь не отличались духом товарищества. Играли вразброд, не соблюдая очереди, ничем не гнушаясь, неуклонно следуя индивидуальной, педантично разработанной линии. Каждый вел свой шар, нимало не заботясь о последствиях для команды.

По кромкам крокетного поля белой разметочной полосой цвели одуванчики. Недолговечность подобной разметки (полоса облетала на глазах) придавала игре еще более авантюрный вид. Троица мимов — белые и черный — куда-то исчезла. Не было на крокетном поле и Алисы. Четверо оставшихся азартно катали шары, на каждом новом витке игры устраивая безмолвные, но исключительно выразительные прения. Это был, в сущности, грандиозный мастер-класс по искусству пластического скандала. Одетые в трико корифеи жанра исполняли завораживающие па, иллюстрируя глаголы движения жестами. Артистизм крокетирующих захватывал дух. Владение сценическим искусством не подлежало сомнению. Такому ремеслу, переживанию и представлению поверил бы не только Станиславский, но даже Немирович-Данченко. Публике оставалось только благодарно внимать и восторженно аплодировать.

В игре остались синий исполинский шар, тяжеловес из слоновой кости и пинг-понговый белый карлик. Лиловый мим был безоружен, но только на первый взгляд. Он был счастливым обладателем мнимой и потому непредсказуемой экипировки. Шар и молоток меняли масштаб по прихоти хозяина: вот он с блеском преодолевает низенькие воротца, а вот уже бьет по внушительному, с человеческую голову шару. Немудрено, что он-то, лиловый, и был опаснее всех.

Черные и белый, заключив за его спиной сепаратный мир, совершали вокруг лилового хитрые и зачастую недозволенные маневры (белый мим так и вообще игнорировал правила со своим синим, ни в какие воротца не лезущим гигантом). Неприятели следовали за лиловой парией по пятам, теснили, окружали, бессовестно выбивая шар и прижимая его владельца к обочине. Тот, однако, не подавал виду, беззаботно продолжая игру, и ускользал от противников, не забыв провести через ворота свой непредсказуемый шар.

Выйдя на террасу, я застал момент, когда троица, орудуя похожими на ноты молотками, оттеснила лилового на буйно цветущую периферию и вне очереди провела шары через воротца. Лебедевы с бесстрастными лицами смертников стояли у стены; Пупсик, напротив, был всецело поглощен крокетом, мимами и их музыкальными молотками, словно композитор, на слух записывающий сложную партитуру. Блестя безумными глазами и облизываясь, он взъерошенным видом напоминал спортивного комментатора, у которого к концу матча вместо слов остались одни голые эмоции.

Мимы тем временем выстроились в шеренгу, надменно и ядовито улыбаясь. Лиловый, не торопясь, грациозно приблизился, движением пластичных рук давая понять, что молоток его на этот раз будет поувесистей, и замер в томном ожидании. Противники нетерпеливо зажестикулировали, очевидно, требуя незамедлительных действий. Белый округлым жестом потребовал предъявить шар, на что лиловый опустил голову, словно высматривая что-то в траве. Троица беззвучно расхохоталась. Веселье резко оборвалось, когда лиловый стал медленно и неумолимо поднимать голову и остановился только с запрокинутым к небу подбородком. Его противники, тоже запрокинув головы, в ужасе отпрянули. А лиловый обнял воздух, этим объятием демонстрируя внушительные габариты шара, и, легонько толкнув невидимую массу, пустил ее по лугу.