Нелли Маратова - Наследницы Белкина

— А правда, что ты — глава Великонивского района? — разомлев после первых двух стопок, спросил Санек, с сомнением глядя на аляповатую китайскую куртку и кирзачи. — А вот Толян говорил…

Колян с нескрываемым недовольством покосился на брата.

Толян потупился:

— Ну… ты в большие люди выбился… — и уже Саньку: — Мой брат — большой человек…

И тут Колян понял всю глупость своей затеи. Что ему было делать с этими людьми? Кто они ему? Такие же точно — вечно пьяные, вечно недовольные, вечно воняющие чем-то, каких в его районе полным-полно. Половина из них — просто сор, нелепость и недоразумение. Убрать бы их, проредить через одного, списать, как низкоудойных коров, — вот тогда, пожалуй, и можно было бы что-то сделать… Он метнул на брата разгневанный взгляд: не хватало, чтобы слухи пошли — ходить в кирзачах ему не по статусу.

— Нет, Санек, соврал я… — выдавил из себя Толян. — Колян… Колян… машины чинит в городе.

— Эх ты, брехло! — бросил Санек, как когда-то в детстве, когда Толян пытался соврать, что уже целовал «одну чувиху», и Прохин, который уже гулял с девками, тут же его уличил.

Толян совсем сник. А Санек стал распинаться про то, что выше головы не прыгнешь, что рожденный ползать летать не может, что мужик везде себя мужиком может чувствовать, и так далее и тому подобное. А Колян смотрел на покосившиеся рамы, печь с треснувшей чугуниной и рядок аккуратных маленьких горшочков и мисочек на кухонном столе. Женщина в этом доме была, а мужика — не было. И на этого Санька он хотел стать похожим?

Между тем допили обе бутылки. Толяна развезло, а Санек с Коляном только в раж вошли. Хотелось бежать куда-то, что-то делать…

— У тебя деньги-то есть? — спросил Санек Коляна.

— Есть, — спокойно ответил Колян, забыв, что он — простой автомеханик.

— Отлично! — потер руки Прохин. — К Верке! Или в гости еще к кому-нибудь забежать… Ты, поди, уже забыл наших…

Вышли на улицу. Смеркалось. Небо окрасилось багрянцем. Розовые медленные облака наполовину застилали горизонт. Деревья в низких солнечных лучах блестели, как в последний раз. Где-то лаяла собака. В воздухе была разлита какая-то необыкновенная красота и чистота. Но никто этого не замечал: мужики думали о водке. Хотя Колян на минутку остановился, как будто хотел вспомнить что-то.

— Че встал столбом? Шагай давай! — скомандовал, как тридцать лет назад, Санек Прохин, и на секунду Коляну показалось, что он, как и тогда, сейчас влепит ему подзатыльник.

Толян, заплетающимся языком, пустился вспоминать, как они когда-то воровали яблоки у каких-то Кузьминых, которых Колян не помнил, а потому он просто шел и смотрел под ноги.

— А может, к Михалычу зайдем? — предложил Прохин.

— Зачем? — удивился Толян, немного обидевшись, что его перебили.

— Так, могет, у него начка есть?..

Проходили как раз мимо дома Михалыча. Дом его Колян помнил: у Михалыча тоже яблоки воровали. Точнее у матери его — она тогда еще жива была.

— А как Михалыч-то? — спросил Колян.

— Ку-ку он. И всегда ку-ку был. Но если есть выпить — уважит. У него и закусь водится.

Толкнули калитку и постучались в дом. Сад за домом, куда и лазали воровать, совсем зарос. И походил скорее на лес, на бурелом какой-то, заросший кругом иван-чаем, который вытянулся за лето выше человеческого роста, а сейчас стоял весь белый, облезлый, как шелудивый кобель.

Михалыч открыл дверь и расплылся в беззубой улыбке:

— Ребятки!..

Санек, как старший, попытался озвучить проблему, но старик — а Михалыч выглядел как настоящий старик — неожиданно прытко выскочил на улицу прямо в тапках и потянул их в этот самый темный гнилой сад, озаренный по макушкам заходящим солнцем.

— Ребятки, — суетился Михалыч, — я так рад, что вы зашли, я вам сейчас такое покажу!..

Мужики переглянулись, но пошли следом.

Михалыч обогнул деревья, протиснулся под низкими ветками кленов и вышел в ту часть насаждений, которую с улицы не видать. Отплевываясь от пуха иван-чая, гости потянулись за ним.

— Вот! — радостно и торжественно провозгласил Михалыч. — Вот…

— Что «вот»? — не понял Санек. — Ты нас зачем сюда притащил?

— Кедры.

— Че?

— Кедры, говорю. Мои кедры. Я сорок лет назад семена привез. Я в Сибири служил — и привез. Посадил. Из пяти три выросло.

Колян первым понял, о чем речь, и задрал голову. Над ним, чуть шевелясь от ветра, уходили ввысь — прямо в розовое небо — три мощных дерева. И такая сила была в распростертых массивных лапах, что у него дух захватило. Толян с Саньком тоже, казалось, что-то поняли и тоже стояли теперь так же — с запрокинутыми головами.

Но Санек так просто не давал себя задурить:

— Ну и че? Мы к тебе по такому делу…

Но Михалыч перебил:

— Шишки у них… В первый раз за сорок лет — шишки… — и тут же застеснялся своего порыва.

Колян пригляделся — шишки и правда были. Маленькие совсем.

— Сорок лет ждал… — сказал Михалыч.

— Чего ждал? — не отрывая взгляда от кедров, спросил Толян, все еще не понимая.

— Шишек.

— Зачем?

Но Михалыч продолжал, почти забыв про людей:

— Шишек ждал. Все думал: будут — не будут. Дождался… Теперь и умереть можно.

Михалыч стоял с задранной головой и улыбался.

Санек молча покрутил пальцем у виска и махнул Коляну с Толяном — пошли, мол, ну его.

Вышли за калитку.

— Нет, ну вы слышали?! — разозлился Санек. — Ни жены, ни детей, ни внуков — шишки у него! Даже бухать с ним расхотелось.

— Да ладно тебе… Шли же к Верке… — попробовал успокоить его Толян.

А Колян подумал: «Посадить себе на даче такие, что ли?» Он раньше не думал, что кедры у них могут прижиться. Да и вообще растительностью на даче заведовала жена. А теперь увидел — и позавидовал: как это у старика-алкаша есть, а у него — мэра — нет?

Верка встретила их на пороге.

— Явились! А ко мне Наталка прибегала. И знаешь, че сказала? — она уперла руки в боки и уставилась на Толяна. — Ежели я тебе еще хоть маленькую продам, она тут же позвонит участковому и заложит меня со всем моим бизнесом. Так что валите отсюдова, пока целы. Я вас не знаю и ничего вам не продавала!

— Да не позвонит она… — хорохорился Толян, приплясывая от нетерпения. — Нашла, кого слушать, — курицу мою.

— Вот и разбирайся сам со своей курицей!

— Верка! Брось дурить! — пригрозил Санек. — По-человечески же просим — продай.

А Колян добавил:

— Я вам в два раза больше заплачу, — и показал купюру.

— Ты че — больной, что ли? — удивилась Верка, глядя на Коляна. — Ничего я вам не продам!

И неожиданно ловко захлопнула дверь прямо перед ними.

— Как же это она? — беспомощно развел руками Толян.

— Не понял, — сам себе сказал Санек и загрохотал кулаками по двери: — Верка, курва, открой! Продай, тебе говорят, не будь падлой!