Нелли Маратова - Наследницы Белкина

— Нет, это кранты! — выругался Санек. — Ни хрена не видно. Мне бы посветить нормально. Определиться. Я место узнаю, если со светом… А так копать — без толку.

— Был бы у меня «ижак» на ходу — можно было бы фарами посветить… — задумчиво протянул Толян.

— Я на машине, — оторвал взгляд от неба Колян.

— Етишкин кот! Че ж ты молчал?!

Подхватили лопаты и лом и побежали к Толяну на двор.

— А че мы с лопатами-то бежим? — спросил Колян.

— Кругом одно ворье! — объяснил Прохин.

Встретили по пути еще кого-то, но уже не обратили внимания. Хотя им что-то и кричали вослед.

— Ну ни хрена себе! — Санек аж три круга вокруг бумера обежал, перепрыгивая каждый раз через картофельную яму. — Ты где такую тачку взял?!

— Да клиент один на выходные в ремонт пригнал… Ну я и позаимствовал в личных целях, — Колян снова вошел в роль автомеханика.

— А… — успокоился Санек. — Ну, поехали, че ли?

Прихватили толяновскую лопату.

Приехали, нашли дерево, где копали, поставили машину.

Прохин задумчиво посмотрел на дерево:

— Не это. То поменьше было.

Колян с Толяном, с азартом схватившиеся за лопаты, растерялись.

— Конечно, поменьше, — подумав, согласился Толян. — За сорок лет оно должно было вымахать — ого-го.

— За сорок лет оно вообще должно было стать огромным… — добавил Колян.

— Посвети-ка вдоль всего берега, — сказал Санек.

Колян немного развернул машину и включил дальний свет. Большое дерево было метрах в двадцати. Прохин уверенно показал на него и решительно отправился туда с лопатой.

Поставили машину так, чтобы светила под дерево. Колян взял вторую штыковую лопату, а Толяну досталась совковая — землю отгребать. Взялись за работу.

Через двадцать минут Прохин с Толяном только разогрелись, а Колян уже начал трезветь и злиться: руки, не привычные к работе, покрывались мозолями, спину ломило. Но попросить перекур ему показалось не по-мужски. Тем более что лопаты время от времени звонко во что-то стукали, и сердце у каждого обмирало: она! И тихонечко, любовно, тут же лезли туда руками. Но это всякий раз оказывалась не бутыль.

— Ладно, перекур, — наконец разрешил Санек, и они расселись на траве.

— Больше у этого дерева копать не будем, — сделав пару затяжек, сообщил Прохин. — Там дальше еще одно большое дерево — у него, значит.

— Скоро найдем мы ее, родимую. Лежит, ждет своего часа… — мечтательно протянул Толян. — Я как глаза закрою, так и вижу ее: большую, стеклянную…

— «Ждет своего часа»! — передразнил Прохин. — Сейчас штыковой копать будешь. Не умеешь бабу приструнить — вкалывай!

— А что это Наталка-то такая бешеная? — поинтересовался Колян.

— Так это… я же как начну — так остановиться не могу, — опустил, засовестившись, глаза Толян. — Запои у меня. На работу не выхожу.

— Что же ты остановиться не можешь? Пацаны у тебя, семья…

— Надо мне. Душа просит, понимаешь? Наталка все деньги отберет, штаны отберет, чтобы из дому не убег. Я проснусь — а внутри все так и трясется, будто оборвется вот-вот. И плохо так. И стыдно, стыдно…

— Стыдно-то за что? — не понял Колян. — Ты же во хмелю всегда был тихий…

— Не знаю, за что… За себя стыдно. Так стыдно, что и глаза бы не открывал. И тут я как бухнусь на колени, прямо в одном исподнем, крестом себя осеню и молюсь. «Господи, — говорю, — раб я есть твой, и завсегда я на коленях перед тобою. Господи Иисусе Христе, прости меня грешнаго…» Надо это мне, понимаешь?

— Стыдно ему! — вклинился Прохин. — Совестливый нашелся!

Толян сник.

Колян молчал.

Санек сплюнул:

— Копать пошли.

Снова с азартом взялись за работу. И снова лопаты нет-нет да и звякали о камень. И все казалось — вот-вот, вот сейчас блеснет крутой стеклянный бок. Коляну ладони жгло немилосердно, но и бутыль найти хотелось. Первому. Вперед Прохина.

— Зря ты так с Веркой… — задумчиво обронил Толян, пыхтя и вытирая пот.

— Чего? — обрадовавшись поводу передохнуть, спросил Колян.

— Ну… Не признал ее… — Толян тоже выпрямился и оперся о черен лопаты. — У нее мечта была — тепловозы водить. Ее в техникум не взяли — баба! Двадцать лет путейщицей отработала. А все мечтала… Вот и пьет.

— Да?

— Да.

Какое Коляну дело было до чужих мечтаний? Ведь у него все сбылось. И будет сбываться долго-долго. Он даже и не мечтал ни о чем теперь.

Прохин продолжал копать, как будто за ним гнались.

— Че ты от меня хочешь? — вспылил Колян и вонзил лопату в землю по самый черенок. — Чего?

— Ничего… — пожал плечами Толян и тоже стал копать.

— Чу! Как будто где-то шумит?.. — остановился Прохин.

Остальные прислушались: и вправду тарахтел трактор. И тут же показался свет фар со стороны полустанка.

— Кого несет ночью на реку? — удивился Толян.

— Так, про бутыль молчим, — пригрозил Санек.

Но молчать было бесполезно. С подъехавшего трактора кулем вывалилась местная баба — Любка Гаврилова, жившая неподалеку от Верки.

— Толька, Сашка, а я думала, Верка брешет! А вы и впрямь самогонку искать побежали! — обрадовалась она, увидев в свете фар перекопанную вдоль и поперек землю. — А Верка как мне сказала, так я и не поверила. Не поверила, а Лешке своему сказала. А он сказал — брехня. А сам тихой сапой из дома слинял и на трактор. Вот, поганец, один хотел примазаться, — она погрозила кулаком так и не слезшему с трактора и при этих словах отвернувшемуся в сторону мужу. — Ну так эту тарахтелку за семь верст слыхать. А я думаю, брешет — не брешет, а мужа одного не спущу. Прыг к нему и намертво. Я же такая — уж ежели чего надумала, так меня не заворотить. Нашли бутыль-то али нет? А, не нашли, вижу. Так мы это — не с пустыми руками. С лопатами приехали. Где копать-то, Прохин? А то я думаю…

— Сама ты — тарахтелка! — не выдержал Санек. — Какая бутыль, какой самогон? Ты ваще че мелешь?

— А ты не хитри, не хитри, — подбоченилась Гаврилова и скомандовала мужу: — Слезай, Леха, копать будем. Мы тоже хотим…

— Это мой самогон! — снова перебил Санек.

— Ага! Значит, есть бутыль! — обрадовалась Гаврилова. — Копай, Леха.

— Мужики, — Леха спрыгнул с трактора, — может, я вам помогу?

Злой Прохин переводил взгляд с него на Любку, с Любки на Коляна с Толяном. Последние молчали, не зная, что сказать: бутыль была прохинская — пусть выкручивается.

Видя, что помощи не дождется, Санек буркнул:

— Копайте у того дерева, — махнул рукой дальше вдоль дороги и неприятно добавил: — Копай, Леха.

— Э-э нет! — снова включилась Гаврилова. — Вы только что у березки копали, а нам на рябинку показываешь. Если под березкой закопали, так и мы будем под березкой копать! Думал, проведешь нас, задарма работать отправишь да сам еще и поскалишься потом, ирод, а я… — но тут она осеклась, углядев растерянность на лице Прохина. — Так ты и не запомнил, какое дерево было? — ахнула Гаврилова. — Верно говорят: мужик — он вдаль глядит, а под носом ни черта не видит. Бутыль, бутыль! Бутыль он запомнил, а дерево — нет. Они же все разные! Тут и березки есть, и рябинки, и ольха, и даже вон там елка корявая. Так под каким батя твой самогонку закопал?