Нелли Маратова - Наследницы Белкина

Жара стояла неимоверная. Плотные темно-зеленые шторы ушли весной на одеяло, и солнце нещадно пекло в окна с самого утра. Улицы покрылись пылью, зелень выцвела. Вере Ивановне казалось, что сам воздух стал плотным и вязким, даже ходить было тяжело. Город погрузился в оцепенение, исчезли, растворились в никуда детские голоса и пение птиц, и только асфальт тяжело дышал вслед редким проезжающим автомобилям.

Вера Ивановна целыми днями лежала на диване, потеряв счет не то дням, не то годам. Время от времени она с кряхтеньем поднималась, подходила к крану и обтирала лицо влажным полотенцем. Ближе к полудню, когда казалось, будто она в пустыне и ее по самые уши закопали в песок, как в фильме «Белое солнце пустыни», Вера Ивановна думала, что не надо ждать никакого девятого числа, довольно мучиться. Останавливала ее только одна мысль: если ни Лизы, ни Клавы нет в городе, когда же ее найдут и что станет с телом при такой-то жаре?

Есть почти не хотелось, и она заметно похудела. В редкие дождливые дни, когда в окна врывалась долгожданная прохладная свежесть, Вера Ивановна поднималась и по привычке устраивала в квартире уборку.

Потом варила кашу, пила чай, гладила полосатого разбойника Ваську, который только что примчался, взъерошенный, с улицы и оставил следы грязных лап на чистом полу. Тогда она удивлялась себе: как так могло получиться, что решила она прочертить свою последнюю линию еще в январе, а скоро август на дворе, а задуманного так и не вышло? Слишком непохоже это было на Веру Ивановну.

И чем больше она думала, тем больше вгрызалась в душу острыми зубами щука-тоска. Въедалась так глубоко и цепляла так больно, что временами она начинала глухо, чуть слышно стонать. Даже после похорон дочери не было ей так плохо.

Что поделаешь, жизнь такая штука, что в ней случаются без нашего ведома трагические обстоятельства. Но простить сама себя Вера Ивановна не могла. Вроде бы и не случалось ничего такого, что так уж сильно мешало бы лечь и умереть. Почему же она до сих пор жива, почему льется градом пот со лба и слепит жадное, выматывающее июльское солнце? И ждать ей теперь сентября, когда приедет Лиза. От этой мысли такая злость брала, что хотелось перебить всю посуду из буфета, но сил хватало только на то, чтобы кинуть в угол высохшее горячее полотенце.

Хмурым августовским утром, когда над городом нависли тяжелые тучи, которые не принесли ни капли прохлады, а только плотную влажность, от которой совсем уж нечем было дышать, Вера Ивановна решила не оставлять себе никаких шансов для отступления. Она отнесла на помойку зимнее пальто и осеннюю куртку, валенки и непромокаемые сапоги. А когда дали пенсию, то всю до копейки Вера Ивановна перечислила ее на счет, который увидела по телевизору. Какому-то мальчику срочно требовались деньги на лечение.

До девятого сентября — идеальной даты — оставался ровно месяц.

— Вериванна! С праздником! Где вы, Вериванна! — звонкий голосок Лизы раздался будто с того света.

Или это она на том свете, а Лиза как раз-таки жива и здорова? Тогда почему ее так хорошо слышно?

— Вериванна! — ее затрясли за плечо. — Вам что, плохо? «Скорую» вызвать?

— Не надо «скорую», — прошептала она. — Только не «скорую».

Она не помнила, какого числа легла спать. Когда летняя жара наконец-то сменилась долгожданной прохладой, напоминая о предстоящей осени, к Вере Ивановне вернулся аппетит. Но есть дома было совершенно нечего. Неделю она ела картошку да макароны без масла, доела последнюю банку соленых огурцов. За ненадобностью разморозила и выключила холодильник. Потом перешла на пшенку да гречку на воде, но и крупы быстро кончились. Еще на два дня хватило муки, из которой пекла пресные лепешки. Потом совсем перестала выходить из дома, а когда закончилась последняя пачка чая, перешла на кипяток. В конверте под ковриком лежали в целости и неприкосновенности похоронные деньги, но их для Веры Ивановны как бы и не существовало. Они были уже в том, потустороннем мире, куда она готовилась перейти, и взять их для нее не было никакой возможности, все равно что поговорить с давно покойной мамой.

Поначалу, когда в доме кончилась еда, желудок ворчал от голода, изматывал ноющей болью, которую она пыталась заглушить теплой водой. Потом, спустя три дня, Веру Ивановну посетил вдруг прилив энергии. Она перемыла посуду и перестирала постельное белье, вычистила полы и даже вычесала Ваську. Разбойник тоже похудел, но с голоду явно не помирал, не иначе как находил пропитание на улице. Потом силы покинули ее так же внезапно, как появились.

И тогда она легла и закрыла глаза. Вере Ивановне снились яркие, необычные сны. То Мишаня выплывал на огромной белой лодке, исписанной уравнениями. То покойная дочь, беременная, с огромным пузом, трясла перед носом погремушкой. Изредка сквозь сон доносилось откуда-то сбоку глухое утробное урчание. Только одна мысль не отпускала, не давала провалиться в никуда: какое сегодня число? Наступило девятое или еще нет?

— Какое сегодня число? — шепотом спросила она Лизу, когда та влила в нее ложку горячего бульона.

— Сегодня первое сентября, праздник. Я вам цветочки принесла и конфеты.

— Первое… значит, еще девять дней.

— Вериванна, простите меня, ради бога. Я не должна была вот так уезжать, ведь и Клавы не было, надо было оставить кого-то присмотреть за вами.

— Ничего, Лиз. Как девочка твоя?

— Очень хорошо. А что ж у вас, Вериванна, в холодильнике-то шаром покати? Вам плохо было, не могли в магазин выйти?

— Денег нет совсем, — с трудом улыбнулась Вера Ивановна.

— А пенсия? Эх, опять отдали кому-то, добрая вы душа. О себе-то никогда не подумаете! А пора бы уже, в вашем-то возрасте!

Лиза сбегала в магазин, принесла молока, творога, сахара, яиц, муки и хлеба. Включила холодильник. К вечеру явилась Клава с деревенскими гостинцами — тощей курой, банкой сметаны и большим мешком яблок.

Когда Вера Ивановна немного пришла в себя, ей показалось, будто Лиза какая-то сама не своя, будто изменилось в ней что-то. И когда вечером та, наконец, сделала признание, Вера Ивановна ахнула.

— Лиза! Да ты что! А как же муж? Хорошо ли ребенку-то будет с новым отцом?

— Вериванна, ну что она тут видит, с этим отцом-то? Он сутками на работе, комнатушка у нас крохотная. А там море, для здоровья ей хорошо, и квартира большая, будет у нее отдельная комната.

И вот тут-то Вера Ивановна уверилась окончательно, что девятое сентября — идеальная дата. Быть может, когда Лиза узнает, что у нее теперь есть отдельная квартира, и у дочки будет своя комната, то передумает. Уж больно муж у нее хороший, надежный, да и как можно ребенка от родного отца на другой конец страны увозить.