Елена Колядина - Под мостом из карамели

Когда врачи и лечащиеся потянулись к выходу, и храм почти обезлюдел, Лета поняла, откуда поднималась белизна – нижний ярус был непроходимо заполнен снопами белых роз. Сотни бутонов, отдающих непорочной прохладой, на длинных терновых стеблях в тесных вазах почти без воды – словно жизнь их не зависела от внешнего ухода, источали вселенский свет божественных вихрей и спиралей. У Леты в голове сами собой начались греховные подсчёты – перемножались цифры, прибавлялись нули, итоговая стоимость росла, смещая запятые и порядок. Флористический бюджет выходил никак не меньше, чем на дне рождения дочери хозяина рынка «Садовод», на котором Лета недавно отработала.

Она поглядела на неприметный ящичек для пожертвований – совершенно невозможно, чтобы он вмещал покупку целого войска цветов.

– Извините, пожалуйста, – не удержавшись, шёпотом спросила Лета работницу свечного ящика. – Откуда столько роз?

– От благодетелей, дай бог им здоровья.

Лета устыдилась своих подсчётов, в раскаянии купила алюминиевый крестик на тонкой верёвочке и, надев его, с радостью уверилась, что пребывает в чудесном месте, куда деньги являются не грабительским банковским процентом, а божьей помощью.

Неврологическое отделение выходило в уставленный креслами-каталками широкий коридор с постами медсестёр, грохочущим лифтом, буфетом, палатами и дверью с табличкой «Патронажная служба».

За дверью оказалась комната размером с келью, тщательно и трудолюбиво, как плащаница бисером, заполненная великим множеством вещей, составлявших жизнь и работу сестёр и братьев милосердия. Каждая сущность, вплоть до самой мелкой, сияла чистотой, как на детской молочной кухне, и сопровождалась надписью, запиской или памяткой, часто шутливой. На полке рядом с отпечатанной на компьютере просьбой: «Пожалуйста, ставьте журналы учёта на свои места», была прикреплена укоризна: «Где просто, так ангелов со сто, а где мудрено, там ни одного». Возле кофеварки, в простенке, висела инструкция по приготовлению кофе, а над ней – совет: «Жить – не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать, и всем мое почтение!». За шкафом – «SOS! Не ставьте судно на пол!», а рядом – «Чужого дела не передавай!». В тесном уголке с маленьким обеденным столиком висели иконы и краткие молитвы «Перед вкушением пищи» и «По окончании трапезы», а над графиком смен – памятка: «Как ни тяжек у человека крест, который он несёт по жизни, а всё же дерево, из которого он сделан, всегда вырастает на почве его сердца». На контейнере, стоявшем на холодильнике, стикер: «У кого будет время, разберите, пожалуйста, эти книги». Все наставления Лета прочитать не успела, потому что в комнатку вошла старшая сестра милосердия и сказала:

– Вы, наверное, доброволец?

И улыбнулась так, словно давным-давно знала Лету и очень хотела, но не решалась обнять.

– Переодевайтесь, я не смотрю.

Лета вытряхнула из рюкзака новые белые шлёпанцы.

– Здесь у нас журнал посещений добровольцев, это ключи от шкафчиков. – У старшей сестры всё время было такое выражение лица, словно она думала о чём-то мудром и смешном одновременно. – Гладильная доска стоит за стулом, утюг – вот, вода для чая – в фильтре. В холодильнике берите все продукты, какие захотите, посуда – здесь, вся еда на столе – общая. Вы сейчас голодны?

Лета помотала головой.

– Как проголодаетесь, не стесняйтесь – у нас торт со вчерашнего дня, нужно сегодня доесть, завтра среда, постный день. Медицинские перчатки в этом шкафу. – Сестра выдвинула две коробки с прорезями, из которых торчали фиолетовые и зеленые перчатки. – Если у вас аллергия на тальк или крахмал, берите вот эти, из натурального латекса. Использованные перчатки сюда вносить нельзя, если они вам ещё нужны, вы их кладите в пластиковый стаканчик и оставляйте в коридоре на окне. Так же нельзя в сестринскую приносить посуду лечащихся – это для борьбы с внутрибольничными инфекциями, вы же не знаете, кто с чем лежит. После ухода за пациентом можно обработать руки вот из этого флакона, а это – кремы, если кожа сухая. Пользуйтесь. На верхней полке православные книги и фильмы, вы можете брать их домой. Вот эти куртки и сапоги – общие, берите и надевайте, если нужно идти через улицу в другие отделения.

Сестра усердно показывала и перечисляла имущество, и всё выходило – общее, единое, как и дело, которому они служили.

– Пожалуйста, когда пациенты обращаются к вам с просьбами, не делайте ничего, не испросив разрешения сестры – это медицина. Проявив инициативу, желая сделать как лучше, вы можете навредить больному.

– Хорошо, – кивала Лета.

– Готовы?

– Да.

– У вас косынка сзади помялась, погладьте, пожалуйста. А потом идите в восьмую палату, там нужна помощь.

Лета включила утюг, взяла журнал регистрации добровольцев. Вписала своё имя и стала читать раздел «Какие работы выполнены». «Перевозка на процедуры, помощь в умывании, постригала ногти». Чужие ногти Лету смутили. «Хотел повесить шторы». Лета хмыкнула.

Сестра, заполнявшая на компьютере таблицу, взглянула на Лету.

– Кто-то в разделе выполненных работ написал: «Хотел повесить шторы», – пояснила Лета.

Сестра засмеялась:

– Что ж, бог нас и по намерениям судит.

Лета разгладила едва заметную складку на косынке, вновь повязала, заправила волосы и краем глаза увидела в зеркале женщину, которую не узнала – себя. В платке, без фамилии… Ей казалось, что и без прошлого, которое, впрочем, здесь никого не интересовало, Лета чувствовала себя другим, заново появившимся на свет человеком.

Она вышла в коридор, счастливая уже одним своим намерением облегчить участь болящих, и поглядела на двери палат, отыскивая восьмую.

По коридору прогарцевала доктор в тугом халате, с грудью, как две кометы.

– Доброволец? – доктор с подмерзшей улыбкой взглянула на Лету.

– Да, – не разгадав, что таится за вопросом, радостно кивнула Лета.

– И охота вам ходить? Мало, видимо, в жизни проблем, нечем заняться, так здесь ищете приключений на свою… голову?

Лета опешила и замешкалась, растерянно подыскивая слова для подобающего ответа – матом ведь в таком месте огрызаться нельзя?

– Гордитесь собой? Восхищаетесь своим подвигом, – бросила доктор, поправила книжки на полке с объявлением: «Православная литература. Можно брать в личное пользование», и скрылась в кабинете с надписью «Ординаторская».

Лета была в смятении. «Враг станет чинить препятствия», – предупреждал батюшка на собрании добровольцев, но кто этот враг – не объяснил. Она взглянула на икону, перед которой трепетал крошечный вечный огонь, и вдруг покорно подумала, что слова докторши были вовсе не подлыми, не проверкой и не искушением, а напоминанием – гордиться пока нечем, даже намерения её, Леты, были все ещё сомнительными в чистоте помыслов. Ощущение смирения, кротости, скромности, простых мыслей, благодарности за научение и сладкой вины оказалось таким приятным, что восьмерка на дверях палаты начала дрожать и вытягиваться.