Юко Цусима - Смеющийся волк

При этих словах Капи испуганно ойкнула и отодвинулась метра на два подальше. Мужчина громко расхохотался. Дыхание у него было такое вонючее, что Реми тоже невольно подался назад.

— Эх, думал, повезло, что на войне не сдох, а не гадал, что тут подыхать придётся. Это небось американцы распорядились. Война, мол, окончилась, так больше солдат этих видеть не желаем. А мы что, разве по своей воле в солдаты пошли?!

— Кончай брехать!

— Нашёл с кем разговаривать — с сопляками!

— Заткнитесь там! — словно волны, зашелестели со всех сторон приглушённые голоса.

При этом никто не шевельнулся, не поднял головы. Казалось, всё то ли спят, то ли погрузились в странное оцепенение от безысходности своего положения. Однако ясно было, что все внимательно изучают Реми и Капи. Вполне возможно, что, как только они попытаются бежать, толпа набросится на них, растерзает и сожрёт, как стая диких собак. От гнетущего ожидания Реми стало по-настоящему страшно.

Где-то в отдалении послышались стенания, и толпа пришла в движение, образовав круг. Посреди круга лежал мужчина. Он со стонами выблёвывал на палубу содержимое желудка. Невесть откуда вдруг появились санитары в масках и белых халатах. Они уложили блюющего на носилки и куда-то унесли. Может быть, где-то — отсюда не видно где — есть какое-то место, откуда носилки спускают с палубы в шлюпку?..

— Это у него не холера. Нам тут всем вакцину вкололи. Вроде холерных быть не должно… Может, у него тиф или оспа… — пробурчал их собеседник и усмехнулся, поглядывая на физиономии Реми и Капи.

Реми решил, что им такой собеседник ни к чему и, подтолкнув Капи, направился дальше в сторону кормы. Шагали они как можно тише, стараясь не шаркать ногами. Мало ли что ещё им тут скажут, если услышат… Реми и Капи думали, что на корабле одни мужчины, но возле шлюпки они обнаружили тесно сгрудившуюся кучку женщин. На пришельцев женщины смотрели молча. Никто из них даже не пошевелился и не приподнялся. Только одна во сне со стоном перевернулась на другой бок. Холера то была или что иное, но все пассажиры этого парохода выглядели больными. Наконец Реми, не чуя под собой ног от усталости, выдохнул:

— Ладно, всё! Ложимся здесь и спим! Утро вечера мудренее!

Он кивнул Капи, показав глазами место на палубе, и лёг, положив узелок с вещами под голову. Капи пристроилась рядом, прижавшись к Реми поближе.

— Делать нечего! Дождёмся утра, — шепнул Реми, рассматривая свои стёртые в кровь ладони, которые ужасно болели.

— Холера — болезнь заразная. Передаётся в один миг. И всё — смерть. Может, мы уже заразились. Ведь вакцину-то нам не вкололи.

Бледное личико Капи сморщилось в горестной гримасе.

— Ну, бежать нам всё равно некуда, да и не выпустят. Ничего не поделаешь. Кто ж знал, что так получится! Ну ничего, обойдётся как-нибудь. Ты не волнуйся!

Помолчав немного, Капи снова принялась шептать:

— Ну, умереть от холеры не намного страшней, чем, к примеру, погибнуть в крушении поезда или от руки убийцы где-нибудь в горах. Я, правда, умирать ещё не собирался… А что делать? Если тут умрёшь, тело ведь в море выбросят!

— Это, когда в плавании, за борт бросают. А тут берег близко, так что вряд ли… Если бросать в море, то как раз бациллы холеры и будут распространяться.

Лежавшая неподалёку женщина вдруг принялась стенать и голосить. Вслед за ней стали всхлипывать и другие женщины.

— Ох, тяжко! Ох. Не могу!

— Ох, больно! Помогите!

На сей раз санитары в белых халатах не явились. Женщина вскоре затихла. Наверное, у неё была не холера.

Реми и Капи закрыли глаза и постарались задремать, мечтая во сне только о том, как бы поскорее выбраться из этого страшного места.

У Реми вертелась в голове любимая песня из «Книги джунглей»:

Всё было как в этой хорошо знакомой песне: руки у Реми саднили и болели, страх накатывал на него волной… Хотели попасть на «Лебедь», а попали на холерный пароход. Неужели тут моя жизнь и оборвётся?! Отец хоть в больнице умер, а мне, значит, помирать на холерном корабле. Нет, я не умру! Умру или не умру?.. Да, уж кому не везёт, тот и помереть запросто не может…

Так ещё тот Реми, из книжки, говорил. Да только вряд ли… Уж кому не везёт, тому всегда и во всём не везёт — остаётся ему только помереть. Хозяин того, настоящего Реми замёрз зимой на обочине дороги. Реми тоже должен был замёрзнуть. Но он Капи обнял, и собака его согрела, не дала умереть. Почему-то собаки легче переносят мороз, чем люди. Вроде бы много существует рассказов о том, как собаки зимой, в снегу спасали людей. У него ведь тоже есть свой Капи — даже не собака, а человек. Если он, Реми, умрёт, Капи тоже погибнет. Тогда они оба вернутся в мир джунглей. А если Реми не умрёт, то и Капи будет жить. В общем-то, особой разницы нет… А всё-таки интересно, что за болезнь такая — холера?..

Тем временем Капи, свернувшись рядом в комочек, пытался осмыслить, что он скоро умрёт. «Господи, помоги! Прошу тебя, молю! Чтобы не очень мучиться перед смертью! Тон-тян, и ты мне помоги! Мне очень страшно! Никогда не думала, что придётся умереть от холеры, но я не ропщу. Все ведь когда-нибудь умрут. Это ничего, только бы не мучиться. А когда я умру, сознания не будет, всё исчезнет и ничего уже не будет или как?.. Даруй мне утешение в печалях моих, утоли мои страдания, укажи мне путь к избавлению, спаси меня, грешную…»

К горлу подкатил комок, слёзы навернулись на глаза, потекло из носа. Правда, рядом с ней Реми, она не одна. И других людей здесь очень много… Но всё равно очень грустно. Капи вспомнила могилу отца и братца Тон-тяна. Когда проводили захоронение праха Тон-тяна, она впервые узнала, что перед надгробным камнем было отверстие, которое можно открыть, и увидела своими глазами, как новую урну с прахом брата ставят возле старой урны с прахом отца. Ну вот, теперь там будет стоять ещё одна урна. Её поставят чуть сбоку. Она сначала будет ещё совсем белая, но потом, наверное, должна поблёкнуть и потемнеть, как та урна, с прахом отца. Когда каменную крышку вернут на место, внутри, наверное, воцарится кромешный мрак. Мама останется совсем одна и будет продолжать ухаживать за могилой, приносить на неё цветы. Потом, наверное, дома аккуратно приберёт все мои вещи, как когда-то прибирала вещи Тон-тяна. Интересно, мама и обо мне будет плакать или нет? А какие похороны она мне устроит? Вот бы посмотреть! Очень, наверное, грустно, когда умираешь и твоё собственное тело становится уже не твоим.

Слёзы всё лились и лились у Капи из глаз. На этом корабле многие плакали. Если прислушаться, рыдания звучали в ночном сумраке, как тоскливый хор, который в сознании Капи смешивался с тем, другим хором, обращённым к Богу: «Куи толлис пэкката мунди мизерере нобис тантум эрго сакрамэнтум… Отпусти нам грехи наши, упаси ото зла и помилуй…» «Мама, ты, наверное, удивишься, когда услышишь, что я умерла от холеры. Ты ведь не знаешь, что я стала Капи и всё время была вместе с Реми. Ох, вот и живот уже болит! Это точно холерный понос. И голова болит. И грудь что-то стеснило. Если вот так заснуть, может, уже и не приведётся открыть глаза… «И даруй нам избавление от горестей и напастей! Спаси и сохрани!»