Питер Абрахамс - Живущие в ночи. Чрезвычайное положение

По всему Южно-Африканскому Союзу африканцы демонстративно жгли пропуска и требовали, чтобы их арестовали. Положение становилось все напряженнее.

Понедельник, 28 марта 1960 года

К семнадцати тридцати возле фруктовых лавок на Грэнд-Парейд в Кейптауне собирается толпа численностью более тысячи человек: среди них преобладают цветные. Ссылаясь на запрещение всяких собраний, полиция приказывает им разойтись. Толпа отказывается, и полицейские обрушивают на нее дубинки. Когда полиция удаляется, толпа снова заполняет Грэнд-Парейд и выстраивается по обеим сторонам Дарлинг-стрит. В проезжающие автобусы и машины летят камни. Вновь появляются полицейские — на этот раз с винтовками и в стальных шлемах. Они начинают бросать бомбы со слезоточивым газом, и все разбегаются.

Эндрю Дрейер пробежал по площади Грэнд-Парейд и нырнул в промежуток между фруктовыми лавочками, устремляясь к вокзалу. Но в самый последний миг он передумал и, запыхавшись, вскочил в мужскую уборную на углу. Эндрю дышал тяжело, судорожно хватал воздух ртом, и грудь его вздувалась, словно тугой шар. Шею душил галстук, а на ногах, казалось, висели железные гири… Ну и денек, черт побери, ну и денек! А вдруг за ним гонятся полицейские? — внезапно схватился он. И только тогда понял, какую глупость совершил. Отсюда ему не убежать. Попался, точно крыса в ловушку! Услышав шаги на лестнице, ведущей вниз, Эндрю огляделся, как затравленный зверь. Он уловил свое отражение в зеркале. Волосы растрепаны, красивое смуглое лицо перекошено, ноздри раздуваются. Боже! Ну и положеньице! У него отлегло от сердца, только когда он увидел, что вошедший был молодой человек, который вел под руку старого мусульманина. Старик был напуган, весь дрожал и что-то шамкал своим беззубым ртом. Молодой как мог успокаивал его, отирая ему лоб тонким шелковым платком. Немного погодя ввалилась еще группа людей, среди них три женщины. Они были испуганы, болезненно возбуждены, говорили много и хвастливо. Визгливыми голосами они обсуждали расправу на площади. Эндрю вспомнил рыночного торговца, которого видел перед самым побоищем. Сперва этот человек в грязном белом халате паясничал, увеселяя толпу и предлагая фрукты полицейским. И вдруг бросил свою повозку и со всех ног припустился по Корпорейшн-стрит. Его настигли дубинки, и он покачнулся. Фрукты рассыпались. Торговец с трудом выпрямился, все его лицо и халат были залиты кровью. Затем он ринулся дальше, потеряв на бегу ботинок. Странно, что в такой миг всегда думаешь о разной чепухе! Эндрю все беспокоился, ка «этот продавец доберется домой с окровавленным лицом и в одном ботинке.

Ну и денек, черт побери! Утром Эндрю удрал со спортивного состязания между школами и поехал вместе с Эйбом на похороны расстрелянных в Ланге. У входа в локацию не было часовых, никто не требовал пропусков. От сторожевой будки осталась лишь груда обугленных досок. Угрюмые африканцы с подозрением косились на двух незнакомых цветных.

После похорон они вернулись на машине Эйба в Кейптаун и там как-то умудрились потерять друг друга. Первые две атаки полиции они пропустили и увидели лишь взбудораженную толпу. Зато когда началась третья, Эндрю оказался в самой гуще свалки. Он старался забыть происшедшее, вытравить его из памяти, но воспоминание было еще слишком свежо. Короткий приказ разойтись. Странное выражение на лице начальника полицейского отряда. Грозовая атмосфера. И нелепые кривляния разносчиков: «Бананы, баас [4] Баас — господин ( африкаанс). Здесь и далее примечания А. Ибрагимова. », «Шесть на шиллинг», «Купите бананы, баас». Внезапно, прежде чем он успел сообразить, что случилось, все бросились врассыпную, толкая друг друга и оглашая воздух истошными воплями. Какая-то женщина споткнулась и упала. Мальчишка-газетчик улепетывал, обхватив руками окровавленную голову. А Эндрю, не задумываясь, нырнул в проход между лавчонками, обгоняя полицию и толпу, и вот очутился здесь.

К этому времени уборная была уже набита битком; одних притиснули к дверям кабинок, другие сидели на умывальниках, а третьи стояли на ступеньках. Кто-то пришпилил к стенке объявление: «Пожалуйста, потеснитесь». Воздух отравляло зловоние, запах мочи и пота; было сыро и душно. Какая-то женщина звонко рассмеялась, но на нее тут же зашикали со всех сторон. Эндрю нестерпимо хотелось на улицу — лучше уж полицейские дубинки, чем это! Он поедет к себе в Грасси-Парк или на квартиру Руфи. Только бы выбраться из этой чертовой дыры! Если сюда зайдет полиция, их всех переловят, как крыс в мешке, вернее сказать, как крыс в нужиике. Кожа его зудела, и по спине струился обильный пот. Нет, нет, он должен выбраться отсюда! Эндрю протолкался сквозь толпу, стоявшую на лестнице, и осторожно выглянул на улицу. В воздухе все еще витал едкий запах слезоточивого газа. Сколько он проторчал внизу? Минут двадцать? Или двадцать пять? Площадь Грэнд-Парейд была совершенно пуста, ни одного полицейского. Повсюду валялись клочья бумаги, кое-где попадались потерянные ботинки и туфли, разбитые бутылки, а в одном месте лежала кукла.

— Вое спокойно, — крикнул Эндрю вниз. — Можете выходить. — Он застегнул пиджак, потравил галстук и быстро зашагал к вокзалу.

Вокзал был запружен народом. Кругом стояли полицейские; они мрачно взирали «а толпу, придерживая руками кобуры. Атмосфера была напряженная и враждебная. Эндрю подошел к кассе для небелых и купил билет до Пламстеда. Там ему предстоит пересесть на автобус, а эти автобусы вечно запаздывают. У себя дома, в Грасси-Парк, о «примет ванну, перекусит и лишь потом отправится к Руфи. Как там Эйб? — беспокоился Эндрю. Успел он убежать от полиции и сесть в свою машину? Надо будет ему позвонить. Люди, толпившиеся на перроне, громко обсуждали последние события: разгон демонстрации на площади, похороны в Ланге и забастовку. Эндрю слышал вокруг голоса, но не прислушивался. У него была одна мечта — скорее попасть домой. А может быть, заехать сперва к Руфи? Он задумался. Нет, лучше повидаться с ней позже, в более спокойном состоянии.

Когда подошел поезд, толпа хлынула вперед, и молодой белый констебль стал оттеснять передних. Послышался ропот и угрозы. Полицейский расстегнул кобуру, нервно поглядывая перед собой. Неужели все начинается сначала? Эндрю вздрогнул. Господи, пронеси! Господи, пронеси!

Он втиснулся в вагон и занял место возле окна. Соседка у него оказалась очень разговорчивая: она живо описывала события на Грэид-Парейд. Эта женщина потеряла сумку на площади и винила в этом правительство. Она немного напоминала Эндрю миссис Каролиссен. То же костлявое крестьянское лицо, тот же сухой, монотонный голос. Все-таки хозяйка у него приличная. Называет себя «респектабельной цветной дамой», но, несмотря на мещанские предрассудки, пожалуй, не так уж плоха; во всяком случае, можно было нарваться на гораздо худшую.