Питер Абрахамс - Живущие в ночи. Чрезвычайное положение

Приемная директора была пуста. Эндрю вышел в коридор и остановился у окна, из которого виден был центральный двор и бегавшие по нему школьники. Ребята, в общем, симпатичные, хотя некоторым явно не хватает умения себя вести. Эндрю вспомнил Эйба. Интересно, как он там, на другом конце полуострова? Многие мальчик «и девочки были бедно одеты — в стоптанных туфлях и рваных куртках — и выглядели истощенными.

В конце коридора показался маленький злой человечек, он шел навстречу Эндрю нервной походкой.

— Здравствуйте. Вы мистер Дрейер?

— Да, сэр.

— Я — мистер ван Блерк.

Эндрю пожал руку своему новому директору и пришел к выводу, что тот ему не понравился.

— Проходите. Садитесь. Извините, мне необходимо позвонить.

Эндрю не спускал с него глаз. Видимо, вспыльчив, раздражителен.

— Алло! Это тирвлайский полицейский участок? Говорит ван Блерк. Да, ван Блерк, директор средней школы для цветных. Член школьного комитета, некий мистер де Бруйаи, стоит возле школы и отговаривает всех поступать в мою школу, потому что меня считают правительственной марионеткой. Да, да, у бокового входа на Флиндерс-стрит. Я хочу, чтобы вы как можно быстрее прислали людей и убрали его оттуда. Благодарю.

Ван Блерк с шумом бросил трубку на рычаг.

— Он получит по заслугам. Вечное беспокойство, беспокойство, беспокойство. Тут меня зовут предателем и продажной шкурой только потому, что я не хочу, чтобы кто-либо мешал мне работать. Я не допускаю никакой политики у себя в школе. Надеюсь, мы понимаем друг друга, мистер Дрейер, никакой политики.

Да, с ван Блерком будет нелегко. Далее беседа пошла об обязанности и нагрузке Эндрю.

— Итак, — быстро заговорил ван Блерк, — английский и история в старших классах, английский, латынь и физиология в младших. Кроме того, религиозное воспитание и физкультура.

— Но я никогда в жизни не занимался физиологией, — возразил удивленный Эндрю.

— Не имеет никакого значения, просто надо чем-нибудь занять учеников.

— У меня нет права преподавать физиологию.

— Это не важно.

— Я претендовал на должность преподавателя английского языка и истории в старших классах.

— Пожалуйста, не рассказывайте мне, на что вы претендовали.

— Если бы я знал, что так получится, я ни за что не согласился бы преподавать в этой школе.

— У вас еще есть возможность отказаться. Преподавательская за углом. До свидания, мистер Дрейер.

После столь резкого завершения беседы Эндрю вышел в коридор, раздумывая над тем, в какое он попал положение. Он прошел в учительскую и мрачно опустился на стул. К. нему подсел человек серьезной наружности, в очках.

— Хелло, вы, по-видимому, новый преподаватель.

— Да. Моя фамилия Дрейер. Эндрю Дрейер.

— Здравствуйте. Я — Кейт де Бруйан.

— Постойте, а мы не встречались раньше?

— Пожалуй, встречались. В университете. Вы были на курс младше меня.

— Верно. Теперь вспоминаю. Вы уже один год отработали здесь?

— Да, целый год.

— Знаете, я только что слышал вашу фамилию. У вас есть какой-нибудь родственник, член школьного комитета?

— Это мой отец.

— Он стоял сегодня у входа, уговаривая детей не записываться в школу?

— Вполне возможно. Это похоже на моего старика.

— Я слышал, как директор звонил в полицию, чтобы его убрали.

— Не стоит придавать этому большого значения. Он псих. Страдает тяжкой манией преследования.

— В самом деле?

— Да. Без конца бегает с жалобами в департамент просвещения или в полицию.

— Вот оно что.

— С политикой будьте осторожны. Если он что-нибудь унюхает, непременно донесет на вас куда следует. Очень уж ему хочется сохранить в глазах правительства репутацию пай-мальчика.

— Похоже на то.

— Он считает себя мучеником, в действительности же виноват во всем только сам. Никто не в силах терпеть его характер.

Эндрю держался как можно дальше от политики вплоть до апреля, когда по всей стране должно было широко отмечаться трехсотлетие со дня прибытия в Южную Африку корабля Яна ван Рибека [36] Ян ван Рибек (род. в 1634 г., год смерти неизвестен) — голландский корабельный лекарь и мореплаватель, основатель Кейптауна. , основавшего первое постоянное поселение белых на мысе Доброй Надежды. Повсюду устраивались пышные зрелища и торжественные церемонии, провозглашались речи, в которых восславлялось трехсотлетнее господство белых. В это самое время среди небелых развернулось движение за бойкот празднеств — они не станут участвовать в торжествах по случаю их порабощения. По рукам ходили тысячи листовок, и несколько штук Эндрю вручил своим наиболее надежным ученикам.

На следующий день перед началом занятий ван Блерк вызвал Эндрю. В руках у директора была листовка.

— Мистер Дрейер, вам что-нибудь известно об этих листовках? — Он протянул листовку Эндрю.

— Да, известно.

— Они циркулируют по школе. Вы не знаете, как они сюда попали?

— Я не готов к ответу на ваш вопрос.

— А не вы ли их принесли?

— Вы выдвигаете против меня обвинение?

— Да, выдвигаю обвинение.

— Ну что ж, вы знаете, что надо делать в этом случае.

— Мистер Дрейер, вы подвергаете риску свою карьеру в самом начале. На территории школы вы не имеете права распространять политическую литературу.

— Благодарю вас за совет.

— До свидания, мистер Дрейер.

Эндрю пошел на урок взвинченный. В обеденный перерыв он встретил Кейта.

— Ван Блерк знает, что я распространял листовки.

— Это скверно.

— Он опросил меня, как они появились на территории школы.

— А за пределами школы?

— Об этом он не упомянул.

— Я думаю, пора заставить его прекратить запугивание. После работы мы ему не подчиняемся.

Как только прозвенел звонок, возвестивший конец занятий, Кейт и Эндрю уже стояли на улице у центрального входа и раздавали свежие листовки. Ван Блерк прошел мимо, не сказав ни слова.

На следующий день после занятий они снова были на том же месте. На тротуаре ученики выстроились в длинную очередь за листовками. Ван Блерк сел в машину и уехал. Через пятнадцать минут он вернулся в сопровождении полицейского офицера. В течение получаса они, не выходя из машины, следили, как Кейт и Эндрю распространяют листовки с призывом к бойкоту.

Двадцать шестого июня 1952 года оба конгресса начали кампанию неповиновения несправедливым законам. Они руководствовались гандистской концепцией гражданского неповиновения и полностью отвергали насилие. Африканцы и индийцы преднамеренно нарушали тот или иной закон апартеида и таким образом провоцировали аресты.

Эндрю узнал о начавшейся кампании из газет и обсудил все до мелочей с Эйбом. Очень многое в организации кампании их не устраивало, поэтому они отказались от активного участия в ней.