Род Лиддл - Тебе не пара

Наверное, все дело в моем полностью отсутствующем выражении лица, это оно меня выдает, потому что Доминик останавливается посередине своего захватывающего повествования о процессе ферментации и говорит, Эмили, Эмили, эй, ты чего.

А тут на меня как навалится это предчувствие, огромное такое, я заглядываю ему в глаза, хватаю за оба запястья и говорю, sotto voce [24] Sotto voce — вполголоса (ит.). :

— Доминик, что бы ни произошло, я тебя прошу, не давай мне сегодня ночью трахаться с этим бродягой.

А Дом посмеивается себе, типа, не вполне понимает, чего я хочу, видно, как у него в голове вращаются шестеренки, он переваривает информацию и решает, что, видимо, все же речь не о нем, потому что я его действительно не хочу, так что он просто говорит, да ладно тебе, Эм, давай, мать, соберись.

Но собраться мне не удается.

Симба, которая сегодня вечером не смогла прийти, потому что работает — она поставляет хумус в большой деликатесный магазин на Фулэм-роуд и только что получила здоровенный заказ, на вечер какого-то художника, в общем, в данный момент она, типа, по уши в коричневатой жиже, — так вот, Симба как-то сказала, как классно, что мы все, в смысле наша тусовка, настоящие друзья… ну да, за эти годы все успели между собой переспать, иногда получалось как-то неудобно, например, когда Софи спала со всеми мужиками кроме Раджа и еще с двумя девчонками, но все это в конце концов оказалось не важно, потому что наша дружба вынесла испытание временем. Так прямо и сказала: вынесла испытание временем. Я еще тогда подумала, да что ты гонишь, Симба, заткнись, это тебя «Е» пробило, пойди потанцуй. Но вот сейчас, оглядывая всех сидящих за столом, я правда не понимаю, что нас держит на плаву, может, что-то хрупкое, призрачное, вроде поверхностного натяжения, как в капле крови, пленка такая тоненькая, вот-вот лопнет от малейшего беспокойного дуновения. А может, дело еще хуже: просто мы до того устали, что нас уже ни на что другое не хватает — то есть ни на что лучшее, — вот и болтаемся вместе. По-моему, Симба, пока трепалась, случайно наткнулась как раз на подходящее слово — «выносить» то есть. Ага, правильно, Сим, небольшая кучка народу, все друг с другом трахаются, а в промежутках как-то умудряются друг друга выносить.

Короче, думаю я обо всем об этом и впадаю в крутой депресняк, и тут смотрю — ой, блин, на том конце стола Анна сняла-таки свое покрывало.

Видны две черные конечности, блестящие и твердые.

В общем, про остаток вечера вы меня лучше не спрашивайте.

Сами что-нибудь придумайте. Ни в чем себе не отказывайте. Да и мне, если на то пошло. По-моему, у меня в жизни все было бы гораздо яснее, если бы кто-нибудь заполнял за меня пропуски, эти звенящие часы, проведенные в ступоре и в полукоме.

Помню только, как все начало куда-то проваливаться где-то в полдесятого, после кокса и лангустинов. А дальше…

А дальше…

Ну, а дальше понятно что, вы как будто сами не догадываетесь. Спустя пятнадцать часов просыпаюсь от до боли знакомого букета — заплесневелые хлебные крошки, перезрелый пармезан и моча, — оглядываю постель и тут же: блин, блин, мать твою, ну как же такое могло произойти! Закрыв глаза, в отчаянии возношу молитву. И она, кажется, услышана: я неожиданно замечаю, что лежу в Бибиной спальне для гостей: натертые до блеска стены, лампы от Конрана, сделанные из бинтов, фотография дохлого палтуса в рамке; похоже, я тут отключилась, так что, может быть — ну может же такое быть, — все нормально, ведь если это так, то не исключено, что мы с бомжом не трахались, то есть дело, возможно, просто в том, что не хватило кроватей, вот и все.

Тут я инстинктивно провожу рукой между ног: нет, похоже, моя молитва услышана не была — по сути, молитва была полностью проигнорирована, потому что там, внизу, запеклись корочкой четыре миллиона прото-румын, и тут я снова: блин, блин, блин и т. д.

Внезапно снизу слышится, как Биба с этим своим несравненным смехом-мяуканьем открывает входную дверь, затем вверх по спирали поднимается голос Доминика, и, хоть я еще толком не проснулась, но как же мне хочется оказаться где-нибудь в другом месте. Я силюсь разобрать, о чем они говорят; Доминик спрашивает, встала я уже или нет, тогда я вылезаю из постели, ныряю в Бибин далеко не лучший платяной шкаф, плотно закрываю за собой дверцу и устраиваюсь там, свернувшись на полу посреди туфель, старого белья и годами не ношенных платьев. Слышу, как кто-то из них стучится в дверь, потом входит в комнату, тут Биба говорит, ой, странно, она же только что здесь была, когда я ей чай приносила, спала себе крепко, а Доминик тихонько хихикает, и снова Биба со своим долбаным театральным шепотом, жеманничает — дальше некуда:

— Знаешь что, она, по-моему, в шкафу…

А я, про себя, отвалите вы, да отвалите же, оставьте меня в покое, но тут дверца шкафа открывается, показывается идиотская физиономия Доминика: смотрит на меня сверху вниз, ухмыляется. К этому моменту я совсем озверела, хватаю туфлю, вскакиваю и как дам ему в грудь этой мерзкой Бибиной босоножкой, без ремешка, с каблуком-стилетто, из серии «трахни меня», а сама ору, ах ты, сволочь, я тебя умоляла не допускать ничего такого, а Биба — она стонет от смеха — пытается вырвать у меня туфлю, каблук-дешевка отламывается, Доминик в истерике валится на постель, от этого просыпается Раду и моментально вскакивает с кровати, вопя чего-то по-румынски — думает, очевидно, что за ним пришли из секретной службы.

Вот так и начался у меня день. А у вас как?

Ползу домой опозоренная, немытая, на полпути в метро изо всех сил пытаюсь посмотреть на все это с рациональной стороны, как бы философски. Ну ладно, ну случилось — что теперь, самобичеванием заниматься? С кем не бывает — ну, разве что с некоторыми, а если Биба попробует прилюдно поднять эту тему, у меня у самой есть парочка историй, которые она меня умоляла не разглашать. Например, тот вечер, когда помолвку Астры отмечали — она тогда еще обкумарилась до чертиков, ей смутно помнилось, что она пошла с каким-то парнем к нему, еще смутнее — что имели место какие-то несвязные действия, символизирующие половой акт, а потом она просыпается, видит — рядом с ней на подушке эта странная голова, она тогда сразу, ой, мне пора. Вылезает, значит, потихоньку из постели, натягивает одежду, направляется к двери, но дверную ручку найти почему-то не может. Она в непонятках, слегка напрягается по этому поводу, а потом смотрит вниз и видит, ручка, типа, в метре от пола. Удивилась, что такое, оглядывает комнату и только тут замечает, что там все приделано не выше метра от пола, выключатели, ручки шкафов и все прочее, и столики такие странные, низенькие; от этого она, конечно, вся на измене, в наносекунду выметается из дома и рвет к метро, в слезах и в шоке.