Лайонел Шрайвер - Мир до и после дня рождения

Это было простое расхождение во мнениях, но позже события этой осени будут для них особенными. Перед сном Лоренс разгорячился и поднял тему о возможном импичменте.

— Я думала, ты ненавидишь Клинтона, — сказала Ирина.

— Он человек беспринципный. Страдает манией величия, думает лишь о возвышении Уильяма Джефферсона Клинтона. Но он умен.

— Бог мой, ты никогда ни о ком так не говорил. А теперь называешь умным человека, совершившего невероятную глупость.

— То, что он спутался с этой телкой, весьма неосмотрительно, но на политическую деятельность никак не влияет.

— Ложь не может не повлиять на политическую деятельность.

— Может, если речь идет о сексе.

— Ты ведь шутишь, правда? Ведь не все мужчины лгут, когда говорят о сексе?

— Почему же, все!

— И ты?

— Разумеется, нет. — Лоренс отпрянул от удивления.

— И почему в таком случае лгут только мужчины? Если эта тема дает столько возможностей для лжи, почему этим не грешат все женщины?

— Возможно, и грешат!

— Так ты полагаешь, что и я лгу тебе, когда говорю о сексе?

— В принципе нет.

— В принципе?

— Нет, ни в коем случае!

— И почему же мы с тобой такие особенные?

— Ирина, мы не обсуждаем ничего конкретного, просто в общих чертах.

— Только не я. Итак, я спрашиваю тебя, почему мы такие особенные?

— Потому что… мы люди добропорядочные, полагаю. У нас хорошие отношения. Хотя этот вовсе не означает, что мы не можем дать друг другу небольшую слабину.

— В каком смысле?

— Не знаю. Например, если я засмотрюсь на улице на женщину с красивыми ногами, то хочу надеяться, что ты не будешь пытаться повернуть мою голову в другую сторону.

— Но мы говорим не о том, что кто-то заглядывается на женские ножки. Речь идет о том, что он забрызгал ее всю спермой, а потом нагло утверждал, что ничего подобного не делал!

— Ладно! Я не жду от тебя таких послаблений.

— Почему же ты придерживаешься столь высоких стандартов порядочности? Берешь на себя больше, чем президент?

— С каких пор ты стала такой ханжой? Кому какое дело, полез ли Клинтон под юбку стажерке, лишь бы он не нажал в таком состоянии кнопку.

— Я не ханжа, и речь вовсе не о сексе. Мы говорим о лжи.

— Нет, о сексе.

— Хорошо, обо всем. Еще в феврале Клинтон смотрел прямо в камеру, в глаза мне, которая голосовала за него, и говорил: «У меня не было связи с этой — с этой женщиной — мисс Левински». Боже мой, он даже запнулся, словно не помнил ее имени. Я чувствовала себя оскорбленной им лично.

— Он не смог справиться с ситуацией должным образом. Это не преступление и не повод для импичмента. В этом замешаны республиканцы, это же чистой воды оппортунизм и оскорбление Конституции.

— Ты действительно не считаешь это важным, правда? Он устроил обструкцию в правительстве до конца года.

— Нет. Я считаю важным, что он отдал приказ направить ракеты на Судан и Афганистан, и еще я считаю важным, что он упустил Усаму бен Ладена.

Ирина не помнила это имя, но была не в настроении слушать объяснения Лоренса.

— Получается, все, что имеет значение, — это большое, достойное мужчины дело. То, что они лгут своим женам и как к ним относятся, незначительно?

— Я этого не говорил. И все же мы обсуждаем политику, а не личностные качества Клинтона. Да, как человек, он лицемер. Но он не заслужил быть изгнанным лишь за то, что засунул свою сигару в ящик Моники. За неправильное пользование сигарой, по моему мнению, вряд ли стоит подвергать импичменту.

Большинство мужчин в Америке возмутил не столько поступок Клинтона, сколько его дурной вкус. Моника была полной глуповатой простушкой, а президент Соединенных Штатов мог позволить себе что-то получше.

Ирина упала в кресло.

— О господи, я тоже против импичмента, но считаю, он должен развестись, а это явно не планируется. Получается, Хилари еще хуже, чем он. И эта болтовня о тайном заговоре правых, хотя, очевидно, интриги плетутся уже довольно долго. Она будет делать вид, что шокирована и уязвлена, и, даже если он во всем признается, станет придерживаться собственной версии. Они, мол, не любовники, это заговор, хотя на самом деле это заговор в семье Клинтон. Они заключают закулисные сделки, договоры, идут на компромиссы только с целью выгодной обоим саморекламы. Полагаю, это один из способов сделать карьеру, но для брака губительный.

Ирина замолчала. Звуки эхом разносились по комнате.

Кроме всего прочего, после возвращения из командировки в Россию Лоренс стал крайне раздражительным, и перспектива провести Рождество на Брайтон-Бич не улучшала его настроения.

— Я знаю, у тебя сложные отношения с матерью, — сказал Лоренс, когда поезд в Хитроу в очередной раз остановился между двумя станциями, — но я хочу, чтобы ты кое-что мне обещала.

— Выкладывай.

— Дай мне слово, что не будешь с ней ругаться.

— Она сама начинает!

— А ты не поддавайся. Эта поездка и так не из легких, не хватало нам только скандалов. Вспомни вашу прошлогоднюю ссору из-за салфетки, это же просто смешно.

— Зачем тогда подавать салфетки, если ими нельзя вытирать рот?

— Она в определенной степени права, на салфетке остались пятна от свеклы. Мне плевать, что они были из дорогого льна, но давай не будем устраивать ссор. Не самое веселое занятие. — Лоренс всегда любил ее подразнить, но последнее время у него выходило не смешно.

Разумеется, каждая пара переживает периоды сближения и отдаления. Сейчас у Лоренса очень много работы, ей не следовало просить его потратить драгоценные дни отдыха на ее семью. Отстояв часовую очередь к стойке регистрации «Бритиш эруэйз», мало кто способен сохранять спокойствие. Удивительно, что после этого они еще могли шутить на тему, не купить ли Раисе шоколадку «Тоблерон», и остановились на бутылке хереса, решив, что она может пригодиться.

Заняв место в самолете, Лоренс немедленно открыл ноутбук, хотя ему вскоре предстояло отключить его перед взлетом. У Ирины не было настроения читать, и она принялась вспоминать те дни, когда перелеты были скорее удовольствием, чем испытанием, — впрочем, ей и сейчас удалось сдержать отвращение при мысли, что скоро перед ней появится поднос с несъедобным обедом. Она хотела попросить Лоренса поговорить с ней, но для беседы пришлось бы придумывать тему. Им было о чем поговорить, но Ирина не могла сформулировать вопрос даже для себя самой, кроме того, она полагала, что он окончательно испортит Лоренсу настроение.

Вместо этого Ирина решила сосредоточиться на выборе напитков, стоящих на тележке. Она бы с удовольствием выпила бокал красного вина, но сейчас только половина пятого дня, и Лоренс не одобрит ее желание выпить днем. Пока самолет медленно двигался в очереди на взлет, количество энергии, растрачиваемой на колебания между вином и соком, казалось ей все более неуместным. Слава богу, никто не способен проникнуть в ее мысли, которые сейчас походили на художественные миниатюры с изображением божоле. Только представьте, что люди могут читать мысли друг друга и какими разными бывают их оценки. Будет ли для вас открытием, что все, сидящие в самолете, сосредоточенно думают о том, какую выбрать бесплатную выпивку? Вас это успокоит или расстроит?