Лайонел Шрайвер - Мир до и после дня рождения

— Я так и знала, — сказала она, критически оглядывая себя в зеркало. — Мама всегда заставляет меня чувствовать себя толстой.

— Ты совсем немного набрала, — весело произнес Лоренс.

Он впервые упомянул о том, что она поправилась.

Ирина сидела следующим утром за столом в кухне, склонившись над чашкой кофе, когда в комнату вошел мокрый от пота Лоренс с самодовольным выражением лица человека, пробудившегося ото сна лишь для того, чтобы влезть в ледяные кроссовки.

— Должно быть, пробежал около шести миль! — проговорил он, тяжело дыша.

Ненавидящая физические упражнения Ирина удивлялась его упорству.

— Ты, как правило, не пробегаешь больше четырех.

— Да, но иногда надо поднажать.

— Лоренс, ты будешь завтракать? — спросила Раиса, появляясь в кухне в лосинах леопардовой расцветки. — Яйца? Черный хлеб?

— Нет. Только кофе. Спасибо.

Ирина сжимала руками чашку, но тепло от горячего кофе не доходило сквозь перчатки до ее рук. Она пошевелила пальцами, чтобы немного разогнать кровь.

— Ты так до сих пор и продолжаешь разыгрывать драму из ситуации со своими руками, Ирина? — спросила мать по-английски, чтобы Лоренс наверняка понял. Он убедил ее, что ничего не помнит из университетского курса русского языка, чтобы иметь возможность подслушивать. В результате он узнал, что Раиса думает о его манере одеваться.

— Я не разыгрываю, просто пытаюсь согреться. Ты постоянно считаешь, что я тебя обманываю, но у меня действительно состояние…

— У каждого американца состояние. Массовое соревнование, у кого больше состояние. Ни один американец не скажет: «У меня мерзнут руки». Надо подобрать красивое слово.

— О, да вам можно организовывать партию, — сказал Лоренс. — Проводить собрания, создать свой сайт в Интернете.

— Хочешь сказать, — перебила его Ирина, — что болезнь Рейно я себе придумала?

— Вставай утром и занимайся спортом, Ирина, тогда тебе будет тепло весь день!

— Она права, — кивнул Лоренс. — Упражнения будут стимулировать кровообращение.

— Если вы будете с утра включать отопление, то это поможет мне гораздо больше.

— Ирина, ты что, не знаешь, какие тогда приходят счета за газ?

— Но сегодня же канун Рождества!

Лоренс бросил на нее быстрый взгляд, в котором читалось предупреждение: «Ты обещала».

— На самом деле цены на природный газ здорово взлетели. Новые исследования много не дали, и даже запасы в Северном море постепенно иссякают.

— Иногда, — сказала Ирина, — в порядке исключения можно было бы не рассматривать проблему человечества в целом, словно мы на программе «60 минут», а в одно предрождественское утро позаботиться об одном маленьком доме и об одной любимой женщине, которая замерзает.

— Ладно, — уступил Лоренс, — об одном маленьком доме. Тогда больше смысла в том, чтобы согреть тело свитером, чем отапливать помещение.

— Прохлада бодрит, надо больше двигаться! — Словно в подтверждение своих слов Раиса принялась носиться по кухне взад-вперед, и все ради того, чтобы взять одну чистую ложку.

— Чертовски верно, — согласился Лоренс. — Если в доме сильно натоплено, мне хочется спасть.

Когда после кофе они вышли прогуляться по авеню с нависшей над ней линией метро, Лоренс потряс ее за плечо:

— Эй! Ты что такая недовольная?

— Ты никогда меня не поддерживаешь. Вы вечно на меня набрасываетесь, а ведь это моя мать.

— Я просто стараюсь, чтобы все закончилось мирно.

— А что хорошего в таком мире?

— Честно говоря, этот вопрос иногда возникает при поиске решения глобальных конфликтов. Мир штука скучная. Извечный экзистенциальный вопрос: в чем смысл, чего ты хочешь достичь? Он имеет место не только в жизни индивидуума, но и в жизни страны.

— И как же люди в «мозговых центрах» находят решение?

— Также как любой здравомыслящий человек, приехавший в гости к теще: стремление к миру перевешивает все возможные варианты развития событий.

Лоренс любил Брайтон-Бич, окружающий мир стимулировал его — неплохо для спелеологически-замкнутого существования внутри семьи, способствующего развитию клаустрофобии, тогда как внешний мир огромен, как и стремление его познать. В конце концов, ее творчество давало возможность изобразить картину, представляющую собой взрывную флуктуацию цвета, меняющую краски и линии на листе, сделав изображение наклонным, если посмотреть на него со стороны. Самый обычный ракурс давал возможность многое увидеть, отчего размышления о термостате и салфетках казались пустыми. Ирина всегда ценила способность Лоренса погрузить ее в ту атмосферу, которая позволяла ей придумать мир, который она потом рисовала.

Перестав дуться, она потащила Лоренса в магазины, где от души порадовалась тому, что после посещения Москвы он уже не стеснялся обращаться к продавцам на русском. Он подумывали купить немного икры для ужина, но цена оказалась непомерно высокой, поэтому сполна вкусили те прелести, что предлагались бесплатно, и с удовольствием наблюдали за бывшими гражданами Советов, проходящими мимо по тротуару. Среди них были и дородные мужики лет семидесяти, подставлявшие морозному декабрьскому ветру старческую грудь нараспашку, и девочки-подростки, вышагивающие в пушистых белых шубах, как будто сшитых из пуделей. Растрепанный персонаж рылся в мусорном контейнере в поисках бутылок, чтобы слить найденные последние капли пива, водки или вина в свой непривередливый пищевод.

Когда они встретились с Раисой в кафе «Волна», Лоренс приветствовал ее своим неизменным:

— Сногсшибательное платье!

Просмотрев меню, Лоренс ограничился салатом, а вот Ирина решила поесть «как большая девочка». Ободренная замечанием матери, что у нее «цветущий» вид, она заказала селедку, суп с рисом и бараниной, котлеты по-киевски и пиво.

На вопрос матери о работе Ирина честно ответила, что ее посетило вдохновение, она настроена добиться большего и заняться, по совету Лоренса, компьютерной графикой.

Мать слушала ее терпеливо, но не больше.

— Скажите, Лоренс, как вы полагаете, вы надолго задержитесь в Лондоне?

— «Блю скай» именно то, что мне сейчас нужно. Я бы поработал там еще несколько лет.

— Как же так? — удивилась Ирина. — Я полагала, ты мечтаешь получить должность в Совете по международным отношениям в Нью-Йорке.

— Я передумал. В Лондоне у меня есть возможность заниматься «особыми отношениями».

— Какими особыми отношениями ? С кем?

— Между Британией и США, идиотка. Это такое выражение.

— Не называй меня идиоткой.

— Ирина, я всех так называю.

— Но не меня. Никогда, слышишь?

— Ладно! Прости! Бог мой, я просто хотел сказать, что работа в Британии позволяет мне заниматься политикой и Европы, и США.