Ира Брилёва - Приключения вертихвостки

Время рядом с Сашком летело незаметно. Потому что не было на свете ничего такого, чего бы он не мог достать или сделать. Сашок был похож на фокусника, который всегда может вынуть из кармана все, что угодно. Хоть звезду с неба. Я убедилась в этом, когда на мое совершеннолетие, о котором я скромно обмолвилась ровно за неделю до его наступления, Сашок подарил мне ровно один миллион долларов. Миллион лежал в средних размеров коробочке, перевязанной алой ленточкой.

Сашок был богат чудовищно. Я понятия не имела, откуда он все это взял, но однажды, в порыве откровенности, он мне перечислил все, чем владел. Я даже испугалась — можно ли мне все это знать.

— Дурочка, это все ерунда по сравнению с тобой, — успокоил он меня, целуя мне руки. Он стал передо мной на колени и поклялся в вечной любви. Мы договорились встретиться с ним на следующий день.

Сашок как всегда приволок очередную пригоршню бриллиантов и, развесив их на мне, принялся любоваться мной, словно картиной Рафаэля. Или может Леонардо — теперь-то я знала, что на свете есть ценности и похлеще «цацек»! Об этом мне тоже сообщил мой Сашок. Однажды он подарил мне две старинных картины, и когда я в недоумении спросила его — зачем мне это барахло, он сел рядом и терпеливо объяснил, сколько все это стоит. Тогда и я прониклась торжественностью момента и осознала, что в мире есть настоящее искусство.

Вот музыка мне не нравилась. От классики меня клонило в сон, и после того как я уснула в Большом зале консерватории прямо посреди какой-то фуги Баха, Сашок перестал таскать меня на концерты. Но я клятвенно пообещала ему выучить наизусть биографии всех венских классиков. В тот раз он ушел от меня в полном восторге. А я рухнула без сил — так он загрузил меня своими Моцартом и Вивальди. То ли дело «рэп»! Тимати я не люблю, но вот Фифтисент — это улет! Послушать приятно! А все эти фуги — сплошная тягомотина.

Я проспала без передыха пятнадцать часов, а когда проснулась, быстренько привела себя в полный порядок и стала ждать вечера.

Вечер наступил, и мой любимый старикан пришел ко мне, как всегда, в прекрасном настроении. Сегодня он был со мной особенно мил. Иногда Сашок болезненно морщился. Я сначала не обращала на это никакого внимания, но когда ему стало совсем худо, я уговорила его вызвать «скорую». Больше я его живым не видела. И вот тут-то и начинается моя история.

На похороны я не пошла. Зачем? Я хотела запомнить Сашка таким, каким он был — веселым прожигателем жизни. Да и кто я ему? А там родственники, друзья, всякая шушера. Я помянула старика бокалом хорошего вина, поплакала — оказывается, я все же привязалась к нему намного больше, чем предполагала, и теперь мне явно не хватало его присутствия, его неугомонного и щедрого, во всех смыслах, присутствия. Мы были знакомы всего около года, но я каким-то седьмым чувством ощущала, что такого искренне любящего и преданного мне поклонника у меня больше никогда не будет. И от этой мысли мне стало еще хуже. Но смерть — это единственная вещь, которая делает все сожаления бесполезными, а невысказанные вовремя мысли — безвозвратно утратившими смысл.

На часах было уже далеко заполночь, а я все еще сидела в кресле, поджав ноги, и грустила. Вино было давно выпито, и, погрустив еще полчаса под ненавистного мне Вивальди — в память о Сашке — я все же пошла спать.

На следующий день жизнь закрутила меня в новых вихрях, неудержимо и предсказуемо, и уже через месяц я и думать забыла про Сашка. То есть, я, конечно, его помнила — наша с ним фотография, где на мне было мое любимое маленькое черное платье, стояла в моей замечательной, я бы даже сказала, роскошной — с легкой руки незабвенного Сашка — квартире на самом видном месте. Но под грузом новых дел и новых событий его образ как-то слегка стерся и потускнел.

Однажды вечером, когда я уже вся с ног до головы обмазалась ночным кремом, в моей квартире раздался телефонный звонок.

— Слушаю, — сказала я недовольным голосом — мне пришлось обмотать трубку телефона полотенцем — на моих руках лежал сантиметровый слой жирнющего питательного крема.

— Это Зинаида Иосифовна? — приятный грудной голос проворковал мне прямо в ухо.

— А кто же еще? — так же недовольно ответила я. — Кто это?

— Зинаида Иосифовна, это вас беспокоит некто Вильбрант Давид Семенович. Я юрист, — грудной голос был профессионально-вкрадчив. Я насторожилась.

— Юрист? Какие юристы звонят по ночам? Уважаемый, вы бы придумали что-нибудь поинтересней, — почти проорала я в трубку, но голос был настырным. Он проворковал, ничуть не испугавшись моего гнева:

— Прошу вас, выслушайте меня. Это же в ваших интересах. Дело в том, что я действую по указанию Александра Владимировича. — Я озадаченно молчала, пытаясь сообразить, о ком идет речь. Голос мне неожиданно подсказал правильный ответ: — Сашок. Так, кажется, он любил именовать себя в некоторых кругах…

Я не дала ему закончить:

— Сашок? Что с ним? — в моем голосе, видимо, было столько неподдельной тревоги, что его голос стал намного мягче, чем даже был до сих пор.

— С ним? С ним ничего. К сожалению, в его положении уже ничего измениться не может. А вот для вас у меня есть хорошие новости. Но мне не хотелось бы сообщать их вам по телефону.

Я почему-то разволновалась и теперь лихорадочно стирала с рук масляный крем небольшим махровым полотенцем. Крем размазывался, прилипая к полотенцу большими жирными кусками, и шлепался на пол аккуратными тягучими кучками. Я еще больше разнервничалась и теперь металась вокруг телефона, словно полоумная, размазывая крем по всему, к чему я прикасалась. Телефон пострадал больше всех — почти весь слой крема, который был предназначен для моих рук, перекочевал на его отливающие глянцем, старинные бока. Увитый шелковой нитью шнур этого антикварного предмета был весь в жирной, но приятно пахнущей мази, которая обходилась мне в двести долларов за крошечную фарфоровую баночку.

Но мне было на это наплевать.

— Говорите же, говорите мне все по телефону, — снова заорала я, — какая разница.

Но голос был непреклонен.

— Нет. Давайте поступим так. Я могу приехать к вам в любое удобное для вас время.

— А прямо сейчас можете? — завопила я в трубку. — Мне прямо сейчас удобно.

— Отличное предложение. Я как раз хотел просить вас об этом. Все же, неурочное время… — собеседник явно обрадовался. — Я буду у вас минут через двадцать. — И телефон отключился. Меня всю лихорадило. Господи, Сашок! Что там стряслось? Я все еще машинально продолжала стирать крем с рук, и он наконец впитался в кожу. Или просто размазался по ней. Но это меня сейчас волновало меньше всего на свете. Я ринулась в ванную, и через пять минут на мне не было и следа этого жирного кошмара. Я привела в порядок волосы, надела свежий атласный халатик, а грязное, перепачканное кремом белье засунула в корзину. Все это я делала словно заведенная, автоматически и совершенно бездумно. Мой мозг был сейчас занят решением одной единственной задачи. Но вскоре поняв, что без дополнительной информации у меня ничего не получится, я внезапно успокоилась. «Так. То, что где-то там произошло, я и так скоро узнаю. И зачем, спрашивается, заранее портить нервы?» — повторяла я самой себе. Это помогло, и я смогла переключиться на другие текущие проблемы.