Иван Сажин - Полигон

— Женя, не хотите воды напиться?

— Может, купить минералки или пива?

Торговые палатки находились неподалеку, за кленами. Можно было посидеть за столиком под матерчатым навесом. Людей уже мало осталось, расходятся.

— Нет, лучше здесь. Так пить захотелось… Здесь особенно вкусная вода — из скважины.

Она наклонилась, подставив ладонь под прохладную струю. Должно быть ей и самой было чудно, что она вот так утоляет жажду. Светлые, крупные, будто картечины, капли падали с ее руки и разбивались о доски под трубами, оставляли влажные пятна на пыльных босоножках.

— У-ух, — облегченно вздохнула девушка, выпрямляясь и смеясь. — Аж на душе легче стало.

Евгений тоже припал к живительной, прохладной струе. А потом влажной ладонью провел по лицу, по шее и груди под майкой. Сразу почувствовал себя бодрее, и они пошли дальше, разговаривая, обмениваясь шутками.

Лена еще не избавилась от наивности, мало знала жизнь. А некоторые ее замечания свидетельствовали о том, что сердечные бури пока не задевали ее серьезно. Но и простушкой ее не назовешь — в суждениях она независима. К тому же вполне развилась и расцвела. Тайная прелесть неизведанных еще наслаждений чудилась во всем ее жизнерадостном облике, в каждом взгляде, повороте головы.

Когда выбрались на лесную дорожку, Лена потянулась за веткой, при этом фигура ее обозначилась так женственно! Он даже затаил дыхание. И чтобы дать выход обуревавшим его чувствам, показал на деревья, что манили прохладой, сочной листвой.

— До чего милая рощица! Прямо-таки достойная кисти Куинджи. — Он повернулся к девушке. — Помните его березовую рощу?

Она, конечно, помнила. Чуть помолчав, начала рассказывать:

— Как-то папа повез нас в Москву, и мы три дня ходили в Третьяковку. Все казалось мало… Знаете, можно часто увидеть копии с картины Шишкина «Утро в сосновом лесу». Так вот я не понимала, почему с таким усердием копируют ее. А тут дошла до оригинала и замерла, будто вкопанная: это же в самом деле изумительно! Картина вся пронизана светом, идущим как бы изнутри, из-за сосен.

— Да, это здорово! — подтвердил Евгений задумчиво. — Там рядом висят еще две его картины — «Рожь» и «Бор». Как будто две великолепные поэмы… А кто из русских художников понравился вам больше всего?

— Многие! И Репин, и Суриков, и Левитан…

— Левитан не может не нравиться! — подхватил он. — Какой глухой уголок изображен на картине «У омута»! Кладка, темная вода, лесок… Так и хочется посидеть там.

— В соседнем зале — Серов.

— Чудесный портрет Ермоловой.

— А мне почему-то он не понравился, какая-то парадность и надменность во взгляде знаменитой актрисы.

— Ее надо понять, вдуматься, и тогда перед вами откроется целая жизнь? Гордая осанка женщины, знающей, что такое успех, и в то же время тона сдержанные, приглушенные, я бы сказал, драматические. Жизнь прожита, впереди ничего светлого, обнадеживающего. На лице — воспоминание о неповторимом, прекрасном прошлом… Все так сильно передано, так волнует!

Лена с уважением посмотрела на Евгения.

— Я тоже запомнила этот портрет, и долго стояла перед ним, а вот оценить не сумела. — Помолчав, она добавила, — У вас, наверное, стойкая память.

— Память у меня абсолютная, — сказал он не без гордости. — Стихи, да еще добротные, схватываю с первого чтения.

Евгений собирался уже продекламировать что-либо, когда заметил, что его спутница вдруг стала задумчивой, грустной, несколько раз оглянулась.

«Ждет Русинова», — понял он.

— А вы давно знаете Толю? — спросила она. — Однажды вы сказали, что он может учить уставы даже в то время, когда все смотрят хоккейные матчи. Неужели он ничем не увлекается?

— Почему же!.. Увлечений у него много — театр, кино, шахматы. Запоем читает книги.

— А вам не кажется, что Толя со странностями?

— За ним это водится. Раз он три дня ничего не ел. Надо же, говорит, знать, что такое чувство голода. Чудак!.. А потом два дня не пил воды, не спал трое суток подряд. Вечером упал на свободную солдатскую койку в казарме, только утром еле разбудили его.

Рассказывая, Евгений понял, что увеличивает число пробоин в чужой мишени, отводит себя на второй план. Он видел, как у Лены разгораются глаза, румянец покрывает щеки… Да, конечно, она думает о Русинове. Наверное, тот показался ей по-настоящему интересным парнем, какого она еще не встречала.

Словно подтверждая его догадку, она обеспокоенно спросила:

— Что же его так долго нет?.. Давайте тише идти. «Ей скучно со мной!» — уверился Евгений в печальной мысли.

Миновали мостик через ручей, где особенно густо, как бы напоказ, развесили сочную листву темноствольные ольхи. Тут Лена, обернулась, радостно воскликнула:

— Вот и Толя идет!

Вскоре Русинов примкнул к ним.

— Фу-у, намаялся! — сказал он. — Собрали толкучку у окошка. Пока расплатился да забрал твое шоферское удостоверение, тошно стало.

Евгений молча принял удостоверение, примечая, как девушка улыбнулась Анатолию — тепло, родственно. Рада, что пришел!

Русинов рассказывал что-то занимательное, а Лена, улыбаясь, прилежно слушала. И то качала головой, не спуская с собеседника живых блестящих глаз, то брались за щеку рукой, смеялась.

Пока добрались, над городом повисли сиреневые сумерки. На темнеющей шее улицы золотым ожерельем вспыхнули огни. Откуда-то потянуло тонким и сладким запахом цветущей акации. Киры Андреевны и Бориса Петровича не оказалось дома, — ушли в театр. Отдохнули немного и решили, что им пора, Взяв ключ от гаража, Лена вышла проводить их.

Лампочка перед домом все так же еле-еле мигала. Под каштанами стоял уютный сумрак. Отойдя от подъезда, Евгений с волнением стал ждать Русиновых. А те застряли на лестнице. Но вот на верхнем этаже хлопнули дверью, кто-то быстрый и легкий затопал по ступенькам вниз, — и почти тотчас из подъезда вынырнули парень и девушка.

«Что, спугнули вас, голубчики!» — усмехнулся Евгений.

Анатолий торопливо подошел к нему. Даже в сумерках видно было, как беспокойно блестят его глаза. Сунул в руки ключ, попросил смущенной скороговоркой:

— Готовь пока мотоцикл…

А сам вернулся к ней, к Лене. Ему явно хотелось увести ее подальше от дома. Евгению не по себе было наблюдать их любовную игру, и он отошел к гаражам. Разыскал нужную дверь, непослушными руками открыл замок. Не включая огня, нащупал руль «Явы», осторожно выкатил ее. Поспешно оглянулся: у подъезда никого не было.

«Увел все же! — с тоской подумал он. — Куда они подались?» И тут услышал тихий, неразборчивый говор: парень с девушкой затаились неподалеку, за каштаном.

«Неужели Толька поцелует ее сейчас?» — страдал он от ревнивой догадки, закрывая гараж. Включить фару мотоцикла и направить туда! Или сделать еще что-нибудь такое…