Генри Олди - Черный Баламут. Трилогия

Скрип двери вогнал в дрожь всех, кроме Грозного и Брахмана-из-Ларца.

Очередная беда пришла в Город Слона?!

Напророчили?!

— Правитель Хастинапура, раджа Стойкий Государь со своей супругой, царицей Гандхари…

— Что?! — Вся мощь прославленной глотки Грозного сотрясла дворец. — Что с ними?!

— Ж-ж-ж… желают войти, — заикаясь, возвестил насмерть перепуганный страж.

Несчастный понимал: любая ошибка может стоить ему головы. Пускать ли законного правителя страны на тайный совет правителей настоящих? Не пускать? Куда ни кинь, всюду клин… «Доложить одному быку среди кшатриев о приходе другого быка — и пусть сами бодаются!» — решил страж.

В общем, правильно решил.

— Пригласи великого раджу и его достойную супругу войти. — Грозный поднялся со своего места. Советники поспешили последовать его примеру, и, когда Слепец в сопровождении супруги возник в дверях, все присутствующие склонились перед царственной четой.

«Старею, — досадуя на самого себя, подумал Грозный. — Забывать стал, кто в Хастинапуре законный царь. Привык править. Раджу при всех Слепцом назвал… А ведь должен был внука первым на совет пригласить! Тем более что умом его боги отнюдь не обделили. Ладно, учтем на будущее».

— Садитесь, садитесь, владыки мои, — чуть насмешливо проговорил от дверей Слепец, взирая мутными бельмами на общий поклон. — Любимая, будь добра, проведи меня к креслу, а то я давненько не бывал в этих покоях. Запамятовал, где оно стоит…

Эта фраза очень многое сказала всем присутствующим. Значит, Слепец прекрасно осведомлен о существовании покоев, куда его в свое время тихо «забыли» провести! Более того, знал сюда дорогу и бывал здесь, причем, похоже, не раз. Что же еще из того, что собравшиеся здесь считали известным только им, может знать слепая венценосная кукла?

А Грозному было просто стыдно. Оказывается, разменяв девятый десяток, он до сих пор не разучился краснеть. Хорошо еще, что внук не видит дедовского смятения. А остальные или тоже не замечают из-за спасительного полумрака, или умело притворяются…

— Садитесь, — повторил Слепец, идя меж советниками, и те переглядывались, словно только сейчас заметили внешнее сходство раджи и регента.

Боги: осанка, рост… голос…

— Садитесь, говорю!

Собравшиеся медлили внять приглашению. Лишь когда Слепец опустился в высокое кресло эбенового дерева с резной спинкой и подлокотниками в виде львиных лап, а его супруга Гандхари устроилась рядом на атласных подушках, с отчетливым вызовом поглядывая на вершителей судеб Хастинапура, все чинно расселись на скамьях.

— В следующий раз я бы рекомендовал вам говорить потише, — снова усмехнулся незрячий владыка. — Я услышал вас еще за два коридора отсюда. Разумеется, мой слух слегка превосходит возможности обычного человека, и все же… Впрочем, я пришел сюда говорить не о моем слухе, — оборвал раджа сам себя. — Более того, говорить буду даже не я, а моя супруга. После сожжения тела раджи Панду, моего несчастного брата, — да обретет его душа райские миры!

— Гандхари поведала мне, отчего, по ее мнению, умер бедняга. Поскольку вы собрались здесь именно по этому поводу, я решил, что вам будет небезынтересно узнать кое-какие обстоятельства. Рассказывай, любимая! И не стесняйся: здесь все свои…

Свои покорно внимали.

Когда у двух молодых женщин появляются общие заботы, это сближает.

Не то чтобы у Мадры-Радости, супруги благородного Альбиноса, и Гандхари— Благоуханной, супруги царственного Слепца, были совсем уж общие заботы, но… Посудите сами: главное для женщины (уточняем: для достойной женщины!) что? Ну, отвечайте, не стесняйтесь, не краснейте, мы ждем…

Ну?

Ничего подобного! Главное — это семья. Дети и муж. И вот с этим главным у обеих оказалось далеко не все слава богу.

На том и сошлись.

Гандхари вот уже двенадцатый месяц ходила со вздувшимся горой животом. «Чудо! — шептались обалделые мамки. — Чудо из чудес!» Но чудеса чудесами, а бедняжка все никак не могла родить, хотя любые мыслимые сроки напрочь миновали. Один лишь человек был доволен: сводный брат Грозного, великий мудрец и подвижник Вьяса-Расчленитель. Время от времени сей чернокожий урод наезжал в Город Слона и колдовал над чревом Благоуханной. Бурчал мантры, удовлетворенно моргал янтарными глазищами и строго-настрого наказывал ждать — ждать и ничего не предпринимать. Все, мол, будет хорошо. Вот сам бы походил год в тягости, помучился тошнотой да головокружением — посмотрела бы Гандхари на него, как бы ему было хорошо!

Любая аскеза пред такой мукой — дхик!

В общем, женщина томилась затянувшейся беременностью, а предпринять что— либо боялась — как бы еще хуже не стало!

Мадра же, наоборот, истово мечтала забеременеть, родить сына, а лучше — двойню, да и просто соскучилась Радость по радости, по крепкому мужику. Но добродетельный муженек словно забыл о существовании младшей жены, супружеское ложе обходил десятой дорогой, и как-то раз Мадра не выдержала.

Поделилась горем с подругой.

— Небось к Кунти шастает, — посочувствовала та.

— Если бы! Кунти тоже сама не своя, вчера на меня окрысилась: мол, каким распутством раджу приворожила, что к ней он и носа не кажет?! Ну, слово за слово, поговорили про распутниц… Оказалось, обе сидим с носом, обеих муж забыл!

— На сторону бегает? — деловито предположила жена Слепца.

— Да нет вроде… В лесу сиднем сидит, ашрам себе построил, будто и не раджа, а аскет-молчальник! «Кто, говорит, в почете или презрении обладает душой, омраченной страстью, и приобщается подлым взглядом к подлому образу жизни — тот идет по пути собак!» Хотя кто их, мужиков, породу кобелячью, знает?! Всех собаками славит, а сам на блудливую суку хвост задирает! И Мадра горько заплакала.

— А вы бы с Кунти помирились да вместе бы и насели на муженька: пусть ответ дает, за что вас, красавиц, обижает?

— Боязно насесть-то! Запретно жене с мужа за такое спрашивать…

Однако через некоторое время (видимо, вняв дельному совету) обе жены Панду подступили к супругу с вполне откровенным и однозначным вопросом.

Отмолчаться Альбиносу не удалось, и рассказал сей лев среди мужей, а также носитель славы Кауравов женам вот какую историю.

Вскоре после второй свадьбы поехал он на охоту. Охота себе как охота, езжай-стреляй, только случилась оказия — остался раджа в одиночестве. Свита отстала, потеряла его из виду, и только слышна была за деревьями перекличка ловчих и рык охотничьих леопардов.

Золотисто-рыжую лань Панду заприметил издалека. Тело животного было наполовину скрыто кустами арка, но Альбинос решил, что не промахнется, — и уж лучше бы он промахнулся!