Уильям Тревор - День, когда мы упились тортом

— С чего ты решил, что я разбираюсь? Заявляю совершенно категорично, я ничего в них не понимаю.

— Хорошо, хорошо, Майк. Я тебе объясню. Муж Марго Найджел заявляется домой с компаниями каких-то старушенций. Марго обеспокоена, в том смысле, что дело может принять и более крутой оборот — ты понимаешь, бродяги, уличные торговцы, одноногие солдаты. Что, по твоему мнению, следует ей предпринять?

— Я не знаю, что Марго следует предпринять. Марго, я не знаю, что тебе предпринять. Ну, если не считать того, что ты можешь спросить Найджела, что у него самого-то на уме. А сейчас съешь ещё немного торта.

— А вот это идея! — вскричал Сванн торжествующе. — Марго, любовь моя, почему бы тебе и в самом деле не спросить старину Найджела, что у него самого-то на уме?

Джо восхищенно махнула у меня перед носом своей пятернёй с чудовищными пиками ногтей. Я понял, что это жест признательности, а не атака, по её влюблённой улыбке.

— Но всё, что говорит Найджел, — возразила Марго, — что они будто бы не закончили своё собрание.

— Ну да, — подхватил Сванн, — но ты хорошенько на него не нажала. Не спросила: «Что за собрание?» Не указала ему, что для тебя суть их делишек темна. А Найджел очень просто может вообразить, что ты принимаешь всё как есть и ничего больше не ожидаешь от семейной жизни. Когда ты ходил в уборную, — Сванн повернулся ко мне, — Марго призналась мне, что очень обеспокоена.

— А ещё раньше она в том же самом призналась мне. И я не ходил в уборную. Я звонил по телефону.

— Тогда и мне тоже? — спросила Марго. — И мне тоже позвонить Найджелу, и пусть он всё объяснит.

Мы все как один кивнули. Марго поднялась, но замешкалась и снова опустилась на стул. Она не может, сказала она. Она, якобы, боится разговаривать с мужем на такую тему по телефону. Она посмотрела на меня.

— Майк, сделай это для меня.

— Я?

— Майк, ты можешь позвонить?

— Ты просишь меня позвонить твоему мужу и расспросить его, что его связывает с теми пожилыми женщинами, которых я совсем не знаю?

— Майк, ради меня.

— Подумай, как тебе придётся потом объяснять мужу, кто я такой. Подумай, какая выйдет путаница. Ещё чего доброго, Найджел решит, что я — муж одной из этих старушек. Вообразит, что я — из полиции. Начнёт задавать мне вопрос за вопросом. И ради бога, как ты себе это представляешь, что он хоть в чём-нибудь признается мне?

Вмешался Сванн: — Всё, что ты должен сделать, это спросить: «Это Найджел? Послушайте меня, Найджел, что означает всё то, что я слышал о вас, эти женщины, что заявляются в ваш дом в любое время дня и ночи?» Скажи, что действуешь по поручению министерства пенсионного обеспечения.

— Я не могу обратиться к человеку «Найджел», а потом заявить, что я из министерства пенсионного обеспечения.

— Майк, мужа Марго зовут Найджел. И он ничуть не удивится, что ты называешь его Найджелом. А вот если ты не станешь называть его Найджел, то он просто пошлёт тебя подальше. Он скажет, что ты не туда звонишь.

— Итак, я говорю: «Алло, Найджел, это министр пенсионного обеспечения». И он делает вывод, что я — придурок.

Тут в разговор снова вступила Марго: — Майк, сделай это так, как тебе легче. Плюнь ты на то, что говорит Сванн. Он съел слишком много торта. Давай, действую, ты ведь знаешь, где телефон. — И она вручила мне клочок бумаги с написанным на нём номером.

— Господи, — простонал я и, не в силах больше это выдерживать, занял четырёхпенсовик и промаршировал к телефону.

— Алло? — спросил уже знакомый мне голос на другом конце линии.

— Алло. Вы можете позвать Люси? Пожалуйста.

— Алло, — отозвалась Люси.

— Алло, Люси.

— Ну, и что дальше? — спросила Люси.

— Это Майк.

— Я знаю, что это Майк.

— Они хотят, чтоб я позвонил тому парню, о котором я тебе говорил, но я не могу ходить и звонить людям вот так…

— Почему ты не едешь домой спать?

— Потому что мне не уснуть. Помнишь того человека с пожилыми женщинами? Так вот, они хотят, чтобы я позвонил ему и спросил, что у него на уме. Люси, но я не могу, разве я могу так?

— Нет, ни в коем случае, я не думаю, что ты способен на это.

— Они мне советуют выдать себя за министра пенсионного обеспечения.

— До свиданья, Майк.

— Секу… Люси?

— Да?

— Тот человек, он всё ещё там?

— Какой тот человек?

— Мужчина у тебя в квартире.

— Фрэнк. Он всё ещё здесь.

— Кто он, Люси?

— Его зовут Фрэнк.

— Ясно, но чем он занимается?

— Я не знаю, чем он занимается. Фрэнк, чем ты занимаешься? У себя на работе? Он говорит, что он… Что, Фрэнк? Он фрахтовый агент.

— Фрахтовый агент.

— До свидания.

— До свидания, Люси.

Когда я прибыл обратно к чайному столу, все были в очень приподнятом настроении. Никто не поинтересовался тем, в чём мне признался Найджел. Сванн заплатил по счёту и сказал, что ему не терпится показать нам выставку ужасов Востока где-то в Юстоне, а после он возьмёт нас на парти. В такси Марго спросила:

— И что сказал Найджел?

— Его не оказалось дома.

— Так там никто не ответил?

— Какая-то женщина ответила. Она сказала, что я прерываю их собрание. Я спросил: «Что за собрание?», но она хотела сперва узнать, с кем разговаривает. Я объяснил, что я министр пенсионного обеспечения, и тогда она воскликнула: «Боже мой!» и бросила трубку.

До места мы добрались несколькими часами раньше начала вечеринки, но никого это не смущало. Нас встретила женщина в широких брюках, я помог ей перелить вино из бутылок в большой кувшин. Сванн, Марго и Джо крутили магнитофон, а спустя немного времени появился муж хозяйки, и нас всех усадили за стол.

Около восьми начали прибывать другие гости. Атмосфера наполнилась табачным дымом, музыкой и винными парами; вечеринка закружилась в бодрящем ритме танца. Девушка с кудряшками толковала мне истово о любви. Думаю, что она чувствовала примерно то же самое, что и я, хотя я и не мог бы назвать её родственною душою, даже в тот момент. Она сказала: — Мне кажется, у каждого найдётся черта, которая сильнее всего раскрывается в любви. Даёт превосходство, понимаешь? Например, гордость. Или честность. Или моральная, даже интеллектуальная, наконец, эмоциональная цельность. Возьми двух влюблённых. Единственное, что способно омрачить их отношения, это личные качества одного из них. Другие люди тут совершенно не причём. Если только не совсем наоборот — как инструменты ревности, к примеру. Разве не так?

Я ни в чём не был уверен, но ответил: да.

— Или ещё одна особенность любви, — девушка с кудряшками продолжала, — это её чрезвычайная заразительность. Тебе не приходило в голову, что когда ты любишь кого-то, тебе по-настоящему хочется, чтобы и тебя любили. Потому что это, конечно, закон природы. Я хочу сказать, было бы очень странно, если бы каждый раз человек, любящий другого человека, не оказывался бы любим в ответ. Совершенно крошечный процент случаев такого рода.