Дженнифер Кауфман - Любовница Фрейда

Вскоре она расширила область поисков, уже ища место продавщицы, секретаря или бухгалтера — новые возможности для женщин, которые позволили бы ей держаться на плаву, но не были связаны с необходимостью работать, живя в чужом доме. И чем больше она об этом думала, тем сильнее ей это нравилось.

Однажды днем, когда Минна умирала от скуки, раздумывая над светским романом из библиотеки Беллы, она услышала, что к парадному крыльцу подъехала карета. Звук лошадиных подков о булыжники, звон колокольчиков на упряжи и приглушенные голоса донеслись с улицы. Минна выглянула в окно и увидела Зигмунда, выходящего из кареты с саквояжем в руке. Он помедлил мгновение, проверяя номер дома. Послеполуденное сияние осветило его профиль, когда он, сняв шляпу, пригладил волосы и направился к двери.

Минна смотрела на него, и сердце ее падало в пропасть. Она хотела бежать в спальню за вещами, но было слишком поздно. Со смешанным чувством страха и неописуемой радости Минна открыла дверь.

— Не старайся выглядеть разочарованной, — произнес Зигмунд, наклонившись, чтобы поцеловать ее в щеку.

— Разочарованной? Я потрясена, — смутилась она. — Что ты здесь делаешь?

— Веселое местечко…. — сказал он, игнорируя ее неловкость и осматривая затхлую гостиную.

Едкий дух древних ковров и увядших цветов был непереносим.

— Мы еще в трауре.

— Нетрудно заметить, — промолвил Зигмунд и подошел к ней, отказываясь соблюдать дистанцию.

Минну поразило, что внешне он ничуть не изменился: аккуратен, начищенные башмаки, крахмальная рубашка. И уверенность, что ему рады. Она и глазом не успела моргнуть, как он зажал ее в углу и поцеловал в шею.

— Тебе не следовало появляться, — заметила Минна.

— Но разве ты не рада, что я здесь? — ответил он с самодовольной улыбкой, ничуть не обеспокоенный ее холодным приемом.

— Ты мог бы написать мне, сообщить…

— Я писал. Я ведь сказал определенно, что приеду.

Минна встретила его взгляд и осознала, что чувства ее не изменились. Она хотела, чтобы Зигмунд остался, и хотела, чтобы ушел.

— Давай прогуляемся, Минна. Пойдем в кафе и поговорим.

— Сейчас не самое лучшее время…

— Так что ты предлагаешь? Я пересек полстраны, чтобы увидеть тебя. Мы можем встретиться в другое время или выпить кофе немедленно.

Зигмунд взял ее за руку, и они стояли, не говоря ни слова.

— Только кофе, — произнесла она, высвободив руку из его ладони и стараясь сохранить самообладание.

Минна оставила Зигмунда в прихожей, набросила пальто, взяла шляпку и быстро взбежала к себе в комнату, умылась и наскоро причесалась. Потом, не боясь быть замеченной, вышла с ним на свежий холодный воздух. Они двигались по улице по направлению к реке, и Зигмунд мягко положил руку ей на поясницу, помогая пробиться сквозь толпу уличных разносчиков. Минна глубоко вздохнула, когда они входили в таверну, и последовала за ним к столу с видом на реку. Они сели, и он заказал бутылку вина и фрукты, сыр и хлеб.

Далее последовала учтивая беседа, обмен новостями. Минна с недомолвками описала смерть Беллы, долгий период траура, уход Луизы из реальности. Фрейд сострадательно кивал, но не забывал наполнять бокалы и рассказывал о непрекращающемся противодействии коллегии психиатров в Вене и о своем негодовании из-за их отказа помочь в его исследованиях.

Минна смотрела на него, временами не видя, словно ее затягивал водоворот звуков. Она пила, не останавливаясь, но губы запеклись, во рту пересохло из-за нервного напряжения.

— Итак, моя дорогая, Франкфурт еще не стоит тебе комом в горле?

— Я не буду работать у Касселей, у меня есть несколько предложений….

— В качестве кого?

— Как получится, может, займусь чем-то новым, без проживания.

— Например?

— Секретарша, или в школе, или… можно продавать шляпы.

— Продавщица? — засмеялся Зигмунд, не совсем уверенный, шутит она или серьезно. — Чушь. Это неприлично.

— Ты не из тех, кто может судить о приличиях. Почему бы мне не торговать женскими шляпками? Красивыми. Из Парижа. По последней моде. Ну, те — с ленточками, перьями и дохлыми бабочками.

Он скептически смотрел не нее, а она продолжила:

— Шляпы делают женщин счастливыми. Я никогда не видела несчастной женщины, выходящей из магазина, где торгуют шляпами. Чего не скажешь о твоих пациентах.

— Милая моя, наверное, пребывание в одной комнате с трупом отразилось на твоей способности мыслить.

Фрейд откинулся на спинку стула, зажег сигару и принялся размышлять над ситуацией. Он и раньше так смотрел. Такой взгляд бывает у человека, собирающегося задать вопрос, который давно волнует его. «Пусть выложит карты», — подумала Минна.

— Ты когда-нибудь бывала в Малойе в это время года? — вдруг спросил Зигмунд.

— В Малойе?

— Это курорт в Швейцарии. В Альпах. Поедем вместе?

— Я не могу.

— Всего на несколько дней. Я же не прошу большего.

— О, да, дорогой, просишь, — сказала она, глядя на него поверх ободка на винном бокале.

Минна неуклюже потянулась за сумочкой. Его предложение вскружило голову и сделало ее беззащитной. Она сразу должна была понять, что он все спланировал. Теперь-то это было совершенно очевидно. Минна посмотрела ему в лицо и отвернулась.

— Как мне теперь жить с самой собой? — тихо промолвила она. — Со своей виной… О господи, Зигмунд!

— Ни мораль, ни Бог здесь ни при чем…

— Я слышала лекцию, — прервала Минна, — вина — не что иное, как наказание, добровольно возложенное на себя под давлением цивилизации. Не это ли ты говорил? Ты можешь оправдать все?

— Сексуальные потребности — часть наших прав, и никто не сумеет выжить, не удовлетворяя их, — ответил Зигмунд, вынув сигару изо рта.

— То есть это всего лишь философский или академический вопрос?

— Если тебе угодно. Это истина. Комплекс вины навязан обществом с целью предотвратить любовь к тем, кого любить не следует. Скажи честно, разве ты не хочешь быть со мной?

— Это не имеет никого значения.

— Поедем со мной. Ты знаешь, как цветок нигрителлы пахнет в завершении своего цветения? Его аромат крепок и сладок, и склоны гор усыпаны ими. Безумно пурпурными и багровыми.

Минна нервно копалась в сумке, оттягивая время.

— Зажги мне сигарету, — попросила она.

Зигмунд достал спички из кармана и помог ей прикурить. Когда Минна затягивалась, он заметил, что у нее дрожат руки. Она откинулась на спинку стула и с силой выдохнула струю дыма. Зигмунд потянулся через стол, ласково убрал прядь волос с ее лица и нежно погладил по щеке. Ощутив его пальцы, Минна оттолкнула руку.

— Я постоянно думаю о тебе, — сказал он, — о том, как мы…

— Только не надо романтики! Это же не ты. И я не желаю слышать о цветах и холмах. Прекрати.