Степан Калита - Сполохи детства

— Гет аут, — напутствовал я его, — го ту хэлл, факинг… — на слове «ниггер», которое буквально напрашивалось, я осекся — не тот район, чтобы белому выкрикивать подобные ругательства.

Улепетывал он быстро. Как наркоторговцы от Банды Рыжего. Я счел, что и мне пора убираться куда подальше. Тоже заползти в тот ад, откуда я выбрался. Парадокс заключался в том, что я почти пришел. Крысиный угол я снимал буквально в двух шагах. Я отодвинул заграждение, миновал проулок и оказался перед подъездом дома, где мне предстояло прожить еще несколько долгих месяцев. Зато в квартире меня всегда ждала она. Бутылка бурбона «Джим Бин». Я прикладывался к ней каждый вечер, а потом начал лакать бурбон и днем тоже. Апатия моя усиливалась. Невозможность возвращения на Родину делала жизнь невыносимой. Но об этом я расскажу в другой книге. Если когда-нибудь решусь ее написать. Пока же вернемся в спальные районы Москвы. Честное слово, там много лучше, чем в Соединенных Штатах, будь они трижды неладны.

Задаются ли владельцы собак вопросом, за что они любят своих питомцев. Особенно, если питомец на них нисколько не похож. Взять хотя бы Ларса, с которым я по-прежнему гуляю по району, где когда-то вырос. У него под шкурой бугристые мышцы. Он способен две автомобильные камеры семнадцатого радиуса тащить, не снижая скорости. Проверено. Моя спортивная форма, несмотря на то, что я время от времени посещаю фитнес и сауну, далека от совершенства. Он — образчик собачьей красоты. Меня с большой натяжкой можно назвать симпатичным, учитывая изрядно подправленную в драке физиономию. У Ларса неповоротливый примитивный разум бойца, он живет инстинктами. У меня, смею надеяться, интеллект управленца, способный просчитывать ситуацию на много ходов вперед. И все же, я так привязан к этому существу, словно сам породил его. Такое ощущение, что Ларс — часть меня. Нет, я, конечно, далек от того, чтобы сравнивать привязанность к собаке и любовь к дочерям. Но в то же время, я все время чувствую, он — мое родное существо. И какой-то особой преданности и обожания я в нем не замечаю. Иногда возвращаюсь домой издалека, а он, видите ли, настолько крепко спал, что выходит ко мне вразвалочку, зевая во всю громадную пасть. «Здорово, хозяин, ты уходил? А я и не заметил». История Хатико, мне, владельцу бультерьера, представляется слезливой японской сказкой. А может, Ларс у меня бракованный? Иначе почему его эмоциональный мир насколько скуден? Или это свойства его натуры настоящего воина? В интернете пишут, что встречаются игривые, жизнерадостные бультерьеры. Ларс не такой. Он медленно думает, косит на хозяина темным глазом, исполненный самоуважения и силы. Пожалуй, за это я его и люблю. За то, что у него есть характер. И чувство собственного достоинства. В этом мы с ним и похожи. Правда, в отличие от Ларса у меня длинная память, я все помню, и умею ждать.

А может, хорошая память, позволяющая вскрывать нарывы детства и юности, это изъян? Ведь другие зачастую совсем ничего не помнят. Удивилась ведь любимая когда-то девочка Даша, когда я показал ей ее крестик, и сказал, что это она подарила его мне тогда, давно, перед нашим расставанием на долгие годы. «Это мой? Правда? Как интересно». И другая девушка, с которой спал однажды, встретилась мне потом в троллейбусе и, кажется, совсем меня не узнала. Впрочем, у меня уже было другое лицо, новое, сделанное хирургом не слишком удачно, так что вполне возможно — в голове ее пронеслось: «Похож на N», после чего она с деланным безразличием обиженной моим давним равнодушием женщины отвернулась. В любом случае, обладая пусть и не достоинством, а изъяном, им я тоже выделяюсь из толпы. И вижу… мучительно вижу… как угасает память о вполне конкретных событиях в других. Вот что действительно странно… Их короткая память. Которая потом заменяется иными, придуманными, воспоминаниями. Но так устроена человеческая психика, она защищает нас от потрясений. А самое страшное потрясение — встреча с реальностью и самим собой в непридуманных, подлинных, обстоятельствах прошлого. Которое помню в деталях, истинных, как они есть, похоже, только я один — человек с изъяном.

Перед смертью люди чаще всего вспоминают о боге, даже если в него не верили, а жалеют о том, что мало путешествовали. Не все, далеко не все — но большинство. Андрей Антонович Гудков, впрочем, утверждал, что перед смертью любой мужик жалеет, что так мало баб успел «полюбить», и вспоминает всех, кого все-таки успел затащить в койку.

— Это же главная функция самца! — говорил он с жаром глубоко убежденного в своей правоте человека. — Самцу что нужно? Покрыть как можно больше самок. Так разве же он может идти против своей природы? Если идти против природы, можно однажды надорваться.

Свою главную функцию Андрей Антонович старался выполнить по мере возможности. Несмотря на то, что был женат. К тому же, внешность у него была самая заурядная. Низкорослый, нескладный, плешивый. Волосы покинули голову Гудкова рано. Он отзывался о них высокомерно. Говорил, «дурной волос всегда покидает умную голову».

— И вообще, — Андрей Антонович хлопал себя по лысине, — отсутствие волос на голове указывает на повышенный уровень тестостерона. То есть как мужчина лысая человеческая особь более состоятельна, ребята.

Должен признаться, мне так понравилось это определение, что я стал частенько употреблять его в адрес Андрея Антоновича. Оно замечательным образом подходило ему. «Лысая человеческая особь», впрочем, относилась ко мне хорошо и даже несколько снисходительно. Отвечал задание я, нагло подглядывая в раскрытую книгу, как диктор в телесуфлер, с малых лет усвоив специфику этой профессии — делать вид, будто текст ты произносишь наизусть.

— Садись, пять! — неизменно говорил Гудков. После чего мои одноклассники удивленно переглядывались. Им казалось, биолог ослеп.

Один отличник-стукач решил пресечь безобразие, отправился к учителю и привычно поделился с ним: «А Степа ответы с учебника читает. А вы не замечаете». После чего был выгнан из лаборантской с треском.

— Еще раз придешь стучать! — выкрикнул Гудков. — Я тебе двойку в четверти поставлю! — И отвесил ябеде затрещину.

Этот эпизод стал всеобщим достоянием после того, как отличник пожаловался родителям на безобразное поведение учителя, и те пришли в школу разбираться — почему биолог гнобит их сына, «лучшего ученика», и развел в классе «любимчиков».

Инцидент этот довольно быстро замяли, как и многие другие. Гудков часто вел себя странно, но директор его покрывала, по причине сексистского характера, актуальной по сию пору — «учителей-мужчин не хватает».

Парадокс заключается в том, что ответственность делает тебя несвободным, но она же делает тебя настоящим человеком. Без ответственности вряд ли я чего-то добился бы в этой жизни. Безответственные люди порой очень симпатичны, но не дай вам бог взять на работу эдакую свободолюбивую личность, или, к примеру, одолжить слишком свободному человеку денег.