Наталья Никишина - Женское счастье (сборник)

Неожиданную любовь Катерины и Мити в их родимой редакции восприняли неоднозначно. Когда они, впервые прилюдно обнявшись, удалились по окончании трудового дня вместе, «железная леди» буркнула что-то насчет мезальянса. И было совершенно неясно, кого она считает пострадавшей стороной. Но, судя по их постоянным перепалкам с Катериной, она полагала, что прогадал Митя. Добрая Светик промямлила, что Катюша — девушка неплохая. Милочка вступилась за влюбленных и изрекла очередную истину насчет противоположностей, которые сходятся… А в целом все смирились с данным фактом — что поделаешь, любовь!

Лето выдалось жаркое, грозовое. Утром светило солнце, а к вечеру набухали синие тучи и лил дождь. Утром при свете солнца и вечером под шум ливня Катерина с Митей любили друг друга. Розы, которые каждый день приносил Митя, пахли одуряюще. Они стояли на столе неподалеку от кровати, и вся комната переполнялась их ароматом. Кате чудилось, что вся их короткая общая жизнь, все эти нежные рассветы и жгучие вечера пропитались благоуханием темно-красных, нежно-розовых и золотистых цветов. «Ваш нежный рот — сплошное целованье…» — шептала она, почти пела в Митино непроснувшееся лицо, и он просыпался с улыбкой желания. По ночам они разговаривали и узнавали друг о друге удивительные и важные вещи. Катя вспомнила о себе то, что сама уже забыла. Какие-то смешные детские обиды, первые влюбленности. А Митя, замкнутый, ироничный и отстраненный, заговорил о самых страшных минутах в своей жизни, о том, что никогда не поверял ни друзьям, ни родным. Эти сбивчивые, задыхающиеся слова сближали их не меньше, а может быть, еще больше, чем горячие касания. Интонация доверия потихоньку входила в их совместную жизнь, и им обоим становилось понятно, что это — навсегда. Они почти не расставались и даже на работе засматривались в глаза друг другу так, что сотрудники редакции отворачивались: таким невыносимо ярким было их счастье. Жили они у Мити, им некогда было даже поменять квартиры на общую, и они все откладывали деловые вопросы на потом. А потом Катя поняла, что беременна.

На работе она машинально выполняла редакционные задания, писала что-то о разводах и свадьбах, а про себя решала, что будет делать. По всему получалось, что выход может быть только один. А ее красивое, здоровое тело, словно понимая что-то, чего не понимала сама Катя, замирало в сонном покое и отказывалось подчиняться требованиям разума. Этому телу хотелось только принять горизонтальное положение и отключиться от всего в блаженном сне. Было невыносимо нести свое рациональное, жесткое решение в одиночку. Кате требовалось поговорить хоть с кем-то, и она рассказала новость Милочке.

Они сидели в парке на скамеечке. Тихо волновались под ветром кроны старинных лип, цвели на клумбах цветы, посвистывали птицы, пьющие воду из фонтана. Две женщины в белых платьях, словно на картине восемнадцатого века…

— Катюша, но это же здорово! — обрадовалась за подругу Милочка.

Катя молчала и вертела в руках сигарету. Закурила, но тут же затушила ее.

— Вот. И курить не могу. Тошнит.

— Нормально, Катя, потом пройдет. Не в смысле курения, курить придется бросить, конечно. Просто сначала немножко потошнит, а потом ничего.

— Ой, Милка, ну ты уникальный экземпляр! — разозлилась Катерина. — Если завтра конец света объявят, ты тоже скажешь: нормально, ничего страшного.

Милочка не обиделась, а рассудительно заявила:

— Конец света — это тоже начало. Нет, Катя, я не понимаю, что за паника? Это ведь так естественно: два человека любят друг друга, у них появляются дети. А все так удивляются, словно произошло нечто вопреки природе. Да не вопреки, а в соответствии с великим законом! Вот были цветы на ветвях, а теперь яблоки… — И Мила протянула Катерине огромное красное яблоко. Катя яблоко машинально взяла и стала грызть, но разговор не прекратила.

— Ты, Милочка, выходишь замуж за человека богатого. А у Мити, как и у меня, доходы сама знаешь какие. Я же должна за нас двоих теперь думать. У нас с ним выход один — спешно делать карьеру. А с ребенком все равно что работой заниматься.

…Вновь и вновь звучали их красивые голоса, сливаясь в невнятную мелодию. И если не слышать слов, то можно было подумать, что две красивые женщины лепечут о нарядных платьях и блестящих безделушках.

Милочкины философские сентенции Катерину не убедили. Она все решила для себя. За исключением одного пустяка. Она не знала, говорить ли о беременности Мите. Как он отреагирует, ей было понятно. Обрадуется, поднимет на руки. Все в лучших традициях отечественного кинематографа. Но что будет после, когда она скажет, что решила сделать аборт? Катя шла медленно, оттягивая ужасное объяснение, но уже возле дома взяла себя в руки. Открыв дверь в квартиру и не сказав даже «добрый вечер», она решительно произнесла:

— Митя, я завтра иду на аборт.

Митя, вышедший из кухни на звук открываемой двери, долго молчал, осмысливая Катины слова. Потом заговорил резким, неприятным голосом.

— Ты это здорово придумала, Катерина. Правильно, чего церемониться… Меня ведь спрашивать не надо. Я права голоса не имею. Кто я такой? Посторонний.

Катя расплакалась злыми, едкими слезами. Она знала, что разговор будет тяжелый, но не думала, что ей он окажется не по силам.

— Митя, не говори таких слов! Ты потом пожалеешь!

И дальше ссора покатилась лавиной, набирая скорость, еще более серьезная, оттого что велась она на приглушенных тонах, ровными, спокойными голосами. Катя взывала к Митиному разуму, находила бесспорные аргументы. Она приводила в пример женщин просвещенного цивилизованного Запада, которые сначала думают о карьере, а потом о детях.

— Они же все в сорок рожают — и ничего, — твердила Катерина.

Митя вскипал холодным бешенством:

— Вот именно что ничего! Ты говоришь только о себе, а почему ты ничего не скажешь о ребенке, об этом ребенке, Катя!

Но Катерина переводила разговор на другое. Она вновь и вновь ссылалась на знакомых и родных, которые упустили возможность изменить свою жизнь, погрязли в быте и служили ежедневно ради хлеба насущного, становясь все приземленнее и мелочнее. А Митя не понимал ее и все повторял про вечное счастье просто жить, про обыкновенные, но единственно важные вещи, которые Катя не способна понять… Разговор завел их далеко. Так далеко, что вдруг стало ясно, насколько по-разному они представляли себе совместную жизнь. И в какую-то ознобную секунду Кате подумалось, что произошла громадная ошибка, что они не любят друг друга. И тут, когда они замолчали, глядя в разные стороны и по-прежнему сидя за столом, на котором стояли розы, произошло самое невыносимое… Митя заплакал. Это было невероятно. Это было чудовищно. Катя оцепенела и слушала, как он бормочет: