Ольга Новикова - Гедонисты и сердечная

Может быть, ей скучно…

Приметив вдруг новое аппетитное тело и растерянный взгляд, Федор Дубинин сам себе удивился. Притягивает…

И где попалась дамочка? В тихой конторе, с которой он давно сотрудничает…

Сидит напротив визитера и улыбается. Никакой грани, обычно разделяющей незнакомых людей. Только любопытство в посверкивающих зеленых глазах и бесконечная готовность ответить на любые вопросы…

Давненько я не брал в руки шашек…

Порасспросил.

У румяной Марфы есть дочь-старшеклассница, муж в университете профессорствует, тоже экономист. Где-то, кажется, встречал его имя…

В разговоре она распахивается, но только года через полтора после осторожной, неспешной осады согласилась на свидание. Повел в «Киш-миш», что рядом с московской квартирой. Зазвал чаю попить. Напряглась, покраснела, как школьница (ему понравилось), строго повторила: «Только чаю!» – но зашла. Потом дней десять не звонил – стандартная хитрость терпеливого охотника. Дозрела, и со следующей встречи все пошло как обычно…

Женщина она оказалась порывистая, но обучаемая. Тем более что он ей прямо как-то сказанул: все в тебе хорошо, только вот эти твои клятвы… Резковато получилось, обидно, наверное: видел ведь, что рвутся они из нее сами собой, без какого-либо сознательного расчета.

«Буду любить тебя всю жизнь!.. Теперь я знаю, что такое – любовь!..»

Сразу после… (Хм, а ведь запинаешься, когда про нее мужским словом нужно сказать.) После… ну, скажем, близкого знакомства каждый разговор чем-нибудь этаким заканчивала.

Он в ответ просто молчал – прием известный. Освоил его сам, еще в университете, когда заметил, до чего одинаков этот набор женских слов. Красавицы и не очень, умные и глуповатые, обманщицы и правда привязавшиеся – все произносят одни и те же речи. Будто писанные под копирку.

Чтобы не винить дам за первородный плагиат, Дубинин относился к их журчанию как к неизбежному фону. Искал-то новое, парадоксальное в каждой, которую приближал к себе. Осваивал и женскую логику…

Правда, Марфа несколько раз задела что-то там в самом его нутре – истово вклинив свое «люблю» в ровный разговор.

А она, не слыша чаемого ею признания, все чаще стала самоудовлетворяться. Выдохнет восторг от своего чувства – и успокоится. Недолгая эйфория…

Жаль, это же тупик. И конец отношениям, которые еще могли бы куда-то развиться.

Поняла она это или что-то по-своему, по-женски проинтуичила, но со временем – ему потерпеть пришлось – отучилась заскакивать вперед. И само ее чувство от этого не исчезло, а ушло вглубь. Привился побег… Интересно наблюдать, как оно стало руководить и словами ее, и поступками.

Позвонил ей в конце декабря – захотелось вместе проводить первый год их дружбы… Начал издалека – по привычке не приговаривать собеседника к своему решению, поиграть и посмотреть, дойдет ли сам:

– Как жизнь молодая? Какие планы?.. Вот дочь говорит, что я уже забурел за городом…

– Сегодня у нас вечеринка, вас же приглашали… – растерянно и с обидой перебила его Марфа. Но может, и ослышался – связь не ахти…

– А я думал, что…

Она снова не дала договорить:

– Как, вы… не придете?!! – почти всхлипнула.

И тут же слеза в ее голосе как будто замерзла. Мгновенно переключилась собеседница. Его даже уколола ледяная нотка:

– Что ж, насильно мил не будешь…

«Ого! Она мне еще устроит…» – с восхищением подумал Дубинин. Но придется зайти – может, ей зачемто нужно его присутствие…

Женщины часто использовали его как козырную карту в своих карьерных потугах. Он не противился, если это не слишком противоречило его собственному удобству. И уж совсем внутри, невыговоренно, у него была циничная радость: взяла плату, милочка, – значит, я свободен…

Марфа, правда, пришла в отчаяние, как только поняла, что он-то намечал вместе где-нибудь поужинать, а потом… Жалко ее стало… Такая беззащитная…

Поздним вечером вышли из конторы втроем – Федор, Марфа и Мурат, ее шеф и давний-давний дубининский… кто? Точно, не друг и не приятель… Знакомец? Маловато… Коллега? Пожалуй… Теперь благодаря Марфе они очень тесно сотрудничают. Но точнее – профессиональный попутчик…

Так вот этот Мурат вдруг со спины приобнял их обоих, а потом резко подтолкнул друг к другу. И быстро зашагал прочь, в сторону метро. Откуда такая прыть взялась у сильно выпившего человека…

– Он что, ревнует? – ойкнув от неожиданности, спросила тогда Марфа.

Сложнее, подумал про себя Федор, оставив вопрос без ответа. Как часто делал, если в голову сразу не приходило что-нибудь нетривиальное. Обдумывание оставлял на потом – созреет мысль и сама выскочит.

То, что людей к нему тянет, стало заметно уже в юности. Когда такой большой выбор, ошибаешься, конечно. Но и научиться проще. Прежде всего Федор ампутировал благодарность за то, что человек к нему расположен. Не его, не этого именно человека заслуга…

Дураки сразу обижались и отсеивались, а кто поумнее – те, как Мурат, всегда что-то предлагали за его дружбу. Свой взнос. Вот сейчас Марфу уступил… Ха…

А была у Мурата и первая попытка сблизиться… Лет пятнадцать тому назад, когда он, взрослый уже мужик, по-юношески серьезно признался Федору:

«Я в общем-то могу перебиться без того, за что бьются другие. Клевую бабу завалить, бабки срубить, должность заполучить… Хрен бы со всем этим… Если же дуриком что-то обломится, то не кайфую, а стыжусь. Словно надул кого-то…»

На трезвую голову выдал Мурат. Без самоуничижения сумел признать первенство чаемого друга.

Федор даже решил к нему присмотреться, но быстро понял, что слишком обыкновенная ситуация: раздвоенный человек этот Мурат. Как большинству, ему комфортнее думать о себе хорошо, вот и трусит до глубины себя понимать…

Тоже мне – человек из андеграунда… Да такое подполье, такой подвал найдется в любой хрущобе.

Непредсказуемые поступки совершают такие люди…

На экране дубининского мобильника высветилось два пропущенных звонка.

Время? 16.10 и 16.11. Рядом, как снаряды… Один за другим с домашнего телефона Марфы. Вернулась из Рузы и опять мечется? Опять ищет и находит повод, чтобы коснуться его если не телом, так хотя бы голосом… Изобретательная.

Федор усмехнулся и, поймав себя на мужском самодовольстве, наклонил голову: якобы почесать подбородок о грудь. Фанфаронство, как и серебряная искра седины, затерялось в усах и короткой русой бороде. Ни от кого он не прятался – один был в своем кабинете. Но с тех пор, как пьяненький старик, завсегдатай подвальной забегаловки на Петровке, где расслаблялись непризнанные пока гении, трезво посоветовал: «Не надо вам больше с нами. У вас уже есть имя», Федор старался, чтобы никто не мог застигнуть его врасплох. Никогда. За пару десятков лет вошло в привычку украдкой ничего не делать – прежде всего у себя ведь и крадешь свободу.