Виктор Ремизов - Воля вольная

— Спокойно, — раздался злой голос Семихватского.

Он попытался выползти назад, тягач надсадно ревел и трясся, что-то не пускало. Машина только глубже зарывалась в береговой галечник.

— Может, нам выйти? — спросил Андрей.

— Сидите пока… Да не бойтесь…

Правая гусеница слетела под водой. Собралась вся сзади грудой неподъемного металла, прикрытая ледяной кашей… Семихватский ходил вокруг с погасшей сигаретой во рту, потом, зло бросив ее на лед, открыл дверь кунга. Первые пару минут он не искал инструмент, а стоял и думал, что поменял бы этих двух сопляков на своего водилу Гешку Клыкова. Тот и один бы справился. Потом уверенно залез в будку, поднял сиденье, под которым лежали большие инструменты: лом, фомка, выколотка, крепежные болты.

Было уже полдвенадцатого ночи, когда они натянули гусеницу. С помощью бревна и цепей, искрошив лед и разворотив дно и берег, выползли на твердое. Большой костер горел на берегу. Рядом по пролому бежала быстро очистившаяся, переливающаяся в свете фонариков вода речки. Они устроились у огня, варили в ведре очередную порцию собачьей кеты, мокрые по локоть, а Семихватский и по плечи. Одежда на морозе застывала, они отжимались, сушились, грелись и пили. Вспоминали, как разбирали гусеницу и таскали траки, как гайку запорного болта потеряли и шарили по дну в мутной воде, а она был под рукой, застряла в ледяной трещине. Парни признавались, что не верили, что это можно надеть. Работа сближает, тяжелая или опасная — особенно. Они были почти друзьями. Андрей пару раз по-приятельски хлопнул капитана по плечу.

— Ну и здоровы же вы, Василий Иванович!

Капитан ничего, только ухмыльнулся про себя.

— Вы батю моего не видели. Тот, помоложе был… — Капитан приподнял бровь и качнул головой.

Напились конкретно, как выразился Андрей. Сожрали ведро ухи, капитан завел тягач, и они заползли в кунг. Вскоре там стало тепло от двигателя, а еще раньше раздался густой храп на три голоса. Всегда ведь, когда что-то сделаешь такое… неслабое, а главное, общее, спишь счастливо. Кажется — раз это сделали, то и все остальное получится.

Утром у Семена побаливала голова и все тело, Андрей ничего, выполз на волю. Двигатель молотил на малых оборотах, костер горел, над ним висел чайник и ведро с остатками ухи. Капитан ходил вокруг тягача, доливал воды в охлаждение, слушал, как работает. Потом забрался в моторный отсек за кабиной, стучал чем-то и негромко, зло матерился.

Снег притих, сыпался мелочью, было пасмурно, но видно далеко. Андрей вспомнил ночное натягивание гусеницы и в некоторой тревоге обернулся. На месте была. Дым выползал из выхлопа и, белея на морозе, тянулся к костру. Андрей, застегиваясь на ходу, побежал к огню, сел поеживаясь и соображая, как тут таежники обходятся. Неужели постоянно в такой вот каторге?

— Доброе утро, — крикнул капитану, — все в порядке?

— Давай буди кореша! Поехали.

Студенты по-быстрому набивались сухарями, размоченными в остатках юшки, Семен сбегал за сгущенкой, и они с Андреем, дурачась и отнимая банку друг у друга, стали пить ее с несладким чаем. Капитан выбрался из мотора, громко захлопнул решетки вентилятора, подогнал их каблуком и спрыгнул на землю.

— Товарищ капитан, сгущеночки, — предложил Семен, заливаясь от анекдота, рассказанного дружком. Колени подгибались от хохота, а рука сама собой хлопала по ноге.

— Какой еще сгущеночки, поехали, мать вашу! Собирайтесь! — рявкнул, не сдерживаясь, Семихватский.

Он забрался на водительское место, парни тоже залезли. Капитан, стараясь быть спокойным, заговорил:

— Сейчас будем спускаться вниз по ключу, получится — не получится — не знаю… — Он замолчал, глядя через лобовое стекло вперед в небо над перевалом. Про уходящий антифриз и что запаса топлива почти нет, не стал говорить.

Поехали, через полчаса плутания между стланиками выбрались на открытый каменистый склон. Впереди расщелина ключа неторопливо стекала вниз, в долину Эльгына. Вылезли из тягача.

Широко и далеко было видно. Ветер валил с ног. Тучи так и тянули из Якутии, создавая над огромной, со множеством боковых отрогов горной страной, ровный белёный потолок. Далеко внизу у реки, куда им и нужно было, темнел густой и даже страшноватый лес.

— Туда поедем? — удивленно спросил Семен. — Без дороги?

— Туда! — Семихватский глядел вперед и вниз.

Ни один таежник, зная коварство стланиковых склонов, так не рисковал бы. Но другого пути у Васьки не было — вся его выходка иначе становилась бессмысленной и сильно позорной.

Вихляя по крутякам — у парней дух захватывало, как они не переворачивались — сползли до стлаников, которые росли по ключу, и двинулись вдоль. Иногда Васька останавливался, ходил в одном свитере и без шапки, искал, где полегче. Местами приходилось прорубаться, студенты растаскивали кривые цепкие стволы. Так продрались до ручья, и поползли, переваливаясь по отшлифованным водой, обледенелым камням русла. После небольшого озерца с моховыми берегами ручей почти отвесно заскакал по огромным камням. Васька сходил в обе стороны от водопада — везде было круто. С трудом развернулись в больших камнях, и целый час пропиливали, прорубались метров двадцать-тридцать сквозь вековой стланик. Наконец выдрались на боковой отрог с молодым редким лесом. Нещадно его ломая, дуром спустились до более-менее ровного. Выехав на ручей, капитан остановился. Вылезли на крышу кабины. Закурили, разглядывая водопад, висящий теперь у них над головой. У всех руки тряслись, даже на радость не было сил.

— Во-он откуда сползли, — показал Семен, задирая голову наверх, на такую вроде и недалекую отсюда черную каменистую гривку на снежном хребте.

Небо темнело. Вокруг рос старый тополевый лес, и оттого казалось, что тут внизу почти ночь.

— Вы что, все время так ездите? — Андрей от усталости, даже улыбаться не мог.

Семихватский повернулся к нему. Потом осмотрел задумчиво свои ладони с содранными мозолями и ничего не ответил.

— Это что? — показал Семен серую затеску на тополе.

Васька полез из кабины. Довольно широкий путик тянулся подножьем сопки. Васька прошелся по нему, и возвращался уже бегом, благодаря Бога, свою везуху и предков, давших ему такое чутье. Васька считал, что в тайге он, сибиряк Бог знает в каком поколении, не пропадет никогда. Он снова не боялся ее. Влез в кабину.

— Молодца! — зыркнул на Семена, и, довольный, посунул рычаги вперед, добавляя газу и выбираясь из ручья на заснеженный берег.

— Куда теперь? — спросил Андрей.

— Сегодня в зимовье выспимся, как люди. — Настроение у Семихватского стояло столбком. — Водченки, что ли, достали б, едем сушняком.

Тяпнули без закуси. За окнами уже едва видно было. Семихватский включил фары. Тягач с трудом вписывался, давил углы буранной просеки, подминая под себя подрост и валя небольшие деревья. Тайга таинственная и страшноватая в несильном желтоватом свете расступалась под напором мощного железа.