Вячеслав Сухнев - Встретимся в раю

— Генерал свое получит, — сумрачно сказал Стовба. — Жаль, что люди попусту гибнут. Что слышно о кубанце, которого убили на Курском? К сожалению, это не наш район, мы там временно патрулировали, подменяли. Однако уложил кубанца наш орел, а следствие отдали другому дивизиону. Да еще УБТ подключилось. Боюсь, следочки остались, связи…

— Связи рубим, — сказал Коля. — Пашковский уже в Голландии, тюльпанчиками любуется. Срочно нашли в морге подходящего бомжа из-под электрички. Родная мама не узнает. Подбросили документы Пашковского. Рыдать о нем некому, опознавать — тем более. Так что если следователь попадется ретивый и на Пашковского все же выйдет, то поговорить им будет затруднительно.

— Хорошо, — сказал Стовба и яростно зевнул. — Прости, Коля, которые сутки не высыпаюсь…

— Сейчас пойду, — сказал Коля. — Мамыкин работает?

— Недавно встречались. Почти восемьдесят тысяч выручил за последнюю партию. Деньги перевел на ваш счет, с этим все в порядке. Никогда не думал, что мой товарищ будет изображать воротилу наркобизнеса, а я его прикрывать. Дерганый какой-то стал Мамыкин, по лезвию ходит. А ведь мы с ним боевые офицеры, в Сомали вместе работали во время последнего конфликта. Там было не сладко, а тут… Ты слышал, что мне пришлось самому убрать… одного ростовского ходока? Попался на глаза управлению по борьбе с наркотиками, они и завербовали.

— Я знаю об этом случае, — сухо сказал Коля. — И разделяю мнение руководства: нельзя тебе соваться в такие дела!

— Да вы поймите, там выхода у меня не было! Он ведь едва не заложил Мамыкина. И речь не о нем… Обо мне речь! Тут нюансик есть, Коля… Вы считаете, что ростовца надо было убрать обязательно и плохо лишь то, что я сам влез. А мне кажется, вообще не надо с грязью связываться — с наркотиками, с ходоками этими!

— В достижении высокой цели грязных дел не бывает, — сказал Коля. — Джугашвили Иосиф Виссарионович в свое время банки брал, кассиров мочил, чтобы деньжат для партийного котла раздобыть.

— Нельзя делать высокое дело грязными руками, — угрюмо бросил Стовба. — Привычка к грязи появляется. А насчет Иосифа Виссарионовича… Он так уголовником и остался. Еще неизвестно, что он брал и куда девал. Скорей всего, действительно брал. Поэтому впоследствии и не мог остановиться.

— Пойду, — поднялся Коля. — Тебе и вправду надо выспаться — может, брюзжать перестанешь. Выспишься, подумай об организации давления на фирмачей. В частности, руководство партии считает, что нужно присмотреться к акционерному обществу «Электронная игрушка». Эта невинная фирма — крыша для серьезного подразделения «Космоатома». Но у председателя правления «Электронной игрушки», некоего Сальникова, прослеживаются контакты, от которых шишкари в «Космоатоме» не придут в восторг. Сальников очень любит денежки и потому кое-что делает для наших общих с ядерщиками врагов, для возрожденцев. Во всяком случае, о Сальникове хорошо знает сам Старик. Говорит это что-нибудь?

— Да уж, — задумался Стовба. — Если появляется Старик…

— Вот-вот… В отделе рекламы у Сальникова работает наш товарищ. Он с тобой свяжется. И не вешай носа, Виктор Ильич!

Стовба, нарушая конспирацию, проводил Колю до лифта. Старый дом спал. Кабинка, тихо урча, сползла вниз. Дверь скрежетнула, коротко рыкнула машина. Стовба вернулся в квартиру. Господи, подумал капитан, как же все непрочно в этом лучшем из миров… Спать хотелось зверски, а до утреннего развода оставалось всего ничего, несколько коротких часов. Хоть и суббота начиналась, но выходных на службе не бывает. Опять предстоит изображать усердного служаку, поддакивать командиру дивизиона, исполнять рутинную работу — поддерживать разваливающийся порядок в столице разваливающегося государства.

Стовба завел будильник, аккуратно сложил на стуле форму и усмехнулся, вспомнив свидание с Колей. Хорошо, что капитан СГБ может позволить себе такую роскошь — принимать в собственной квартире связного партийной контрразведки. Удобно, что и говорить, можно чаем побаловаться. Все, приказал себе Стовба, спать, спать…

Не спали в кремлевской квартире президента. Из-за этого старого хрыча, председателя Европарламента, пришлось остаться на ночь в душной вонючей Москве. Президент уже знал о неудачном покушении на старика, поэтому приказал утроить караулы вокруг Кремля, а начальникам управлений по борьбе с терроризмом и СГБ велел к утру доложить о результатах расследования.

Президент рассеянно листал на сон грядущий законопроект об очередных неотложных мерах по интеграции России в европейское хозяйство — пану Мазовецкому на утренних переговорах можно будет продемонстрировать понимание момента и готовность рука об руку… Нога за ногу! Президент отвел глаза от законопроекта и подумал, что на даче в Яхроме сейчас, конечно, благодать… С канала свежестью тянет, старые березы под окнами шелестят, а над черным лесом ходят звезды!

Супруга президента, недавняя учительница английского языка в обычной московской школе, царственным жестом отпустила вышколенную косметичку, которая накладывала ей перед сном земляничную маску, и заглянула в президентский кабинет рядом с будуаром.

— С тобой просто страшно рядом ложиться, Лелечка, — вздохнул президент. — Кровавая Мери, ей-Богу…

— А мы свет потушиим! — потянулась президентша. — Бросай, бросай свои противные бумажки!

— Иди, я сейчас… — Президент с унынием отложил законопроект, пестрящий непонятными оборотами.

Первой леди государства недавно исполнилось тридцать три, все у нее было в порядке, а на казенных харчах она совсем расцвела. Настолько расцвела, что президент уже потихоньку консультировался со своим личным врачом и раз в неделю вынуждал себя принимать стимуляторы. А ведь он молодым был, глава России, едва на выборах возрастной ценз проскочил — тридцать пять лет. Теперь ему было тридцать восемь, и до конца срока оставалось два года.

Два года… Только два года! Он уже успел вкусить сладость власти, этот молодой доктор физики, говорун и очаровашка, на котором сошлись как на переходной, устраивающей всех фигуре две крупнейшие партии, контролирующие выборы, — трудовики и возрожденцы. Президент уже привык не только к невидимой миру, изматывающей, почти круглосуточной работе, но и к внешним атрибутам власти — к бесконечным интервью, к цветам и восторженным крикам тренированной клаки. А что через два года? Как ученый он кончился, это несомненно — наука на месте не стояла. Преподавать в университете?

Он подумал о старом поляке, дрыхнувшем сейчас в другом крыле Большого Кремлевского дворца, и поежился от запоздалого чувства страха. Что, если бы высокого гостя действительно убили на улицах Москвы? Какой тогда второй срок, Господи! Но судьба и тут улыбнулась… Еще два года можно будет потихоньку выстраивать круговую оборону от бывших благодетелей. Пусть они пока держат его за пешку… А там поглядим! Может, к тому времени подохнет, наконец, этот серый кардинал возрожденцев, Старик… А там… Может так статься, что обстоятельства просто не позволят провести очередные выборы. Мало ли какие чрезвычайные обстоятельства случаются в наши времена! Глядишь, народ привыкнет к своему обожаемому президенту, настолько привыкнет, что не захочет нового. Народу виднее! Прецеденты в отечественной истории есть…