Уилл Селф - Этот сладкий запах психоза. Доктор Мукти и другие истории

Это будет чем-то вроде завуалированного подобострастия, надеялся Шива, рассчитанного на абсурдное интеллектуальное тщеславие Баснера. Старший коллега вышвырнет из койки какую-нибудь печальную гербефреничку и отыщет для Роки место в отделении для хроников. Роки непременно направит свою фиксацию на Баснера, и кто знает, к чему это приведет? Шива Мукти еще мог допустить, что это будет проверкой на вшивость диагностических способностей Баснера, но даже в самых мрачных, как «Сент-Мангос», пещерах мыслей, он едва ли осмеливался признать в этом гораздо более примитивный акт возмездия — судебную ордалию [22] Испытание подсудимого физическим страданием. . Если Баснер не обратит внимания на поражения лобной доли, перед ним предстанет terra incognita во главе с разъяренным, свихнутым Роки, угрожающим ему своими призраками.

Что ж, пусть. Роки был в сослан на холм, где располагался «Хис-Хоспитэл», а объемистая история болезни осела во внутренней почте. Затем Шива стал ждать сам не зная чего — может быть, какого-то знака или предвестия? Облака дыма над Юстон-Тауэр, которое будет свидетельством того, что виновность соперника подтвердилась.

Он ждал, лечил, умерял свой пыл, но никаких новостей не поступало. Он спускался в метро, мясистым дыханием города его тащило по подземным недрам, после чего он шел домой. На следующее утро наставала очередь окраин — они гнали его назад сквозь дымку мокрых бирючин и испарения свежего гудрона. Каждую поездку Шива ощущал как очередную морщину на вислой коже своей стареющей жизни. Мистер Дабл [23] Двойной (англ.). — так Шива окрестил нового пациента по причине его исключительной любви к повторам — заходил к нему два раза, а потом еще два раза. Очищающий дождь омывал листья платанов на Шарлот-стрит, вымачивал их до изнеможения, пока те не срывались с веток и спешащие ноги не втаптывали их в городской суглинок.

Дома, в Кентон-парк-Кресент, миссис Мукти вместе с более активными тетками и дядьями готовилась к Дивали. Нити китайских фонариков вынимались из коробок, хранившихся на чердаке, на кухне варганили угощение, один дееспособный дядька был послан в газетный киоск за бенгальскими огнями и фейерверками, вышитый жилет Моана отдали в химчистку. Роль Шивы во всем этом сводилась к хозяйственным расчетам. Такова индийская традиция, и хотя она с бо́льшим усердием соблюдалась в касте купцов, чем среди знакомых брахманов, Шиве хватало мороки, когда он был моложе. Подсчитать доходы и расходы, скалькулировать, сколько семья может потратить, раздать и предусмотрительно отложить — все это подтверждало его роль главы семейства. Он даже составлял графики на компьютере. Но сейчас Шива сидел в своем уютном жилище, пялясь невидящим взором на пустой экран, весь во власти картин того, как Баснер осьминожьей хваткой вцепляется в спутанные волосы Роки. Когда пожилая миссис Мукти спросила его, сколько они должны пожертвовать в этом году храмовому фонду, Шива ухватился за первое, что возникло в его горячечном мозгу, решив, что пусть будет чуть больше, чем в прошлом.

Семья Мукти привыкла к внезапной задумчивости и вспыльчивому нраву Шивы. Он знал, что порой может сорваться — как-то, например, шлепнул Моана по тощей заднице, когда тот слишком достал его, прося разрешения поиграть на компьютере, — но даже не подозревал, что его болезненное напряжение отражается и на других сторонах жизни. Словно запас масла, оно растекалось по сочленениям между всякими импульсивными мыслями и необдуманными поступками, смазывая ему руки и ноги, отчего те откидывали неожиданные коленца. Он сшибал кружки, напарывался на шариковые ручки, не один раз делал себе инъекции в бедро.

Две недели спустя после того, как Роки был сослан к Баснеру, Шива сидел в столовой для персонала и обедал с Дэвидом Элмли. Любитель острых ощущений замер, его испачканный нож застыл в воздухе, указывая на руки Шивы.

— Ты весь в порезах и царапинах — что случилось?

— Понятия не имею.

— Говорят, за мелкими неприятностями всегда скрывается подавленный гнев.

— ЗНАЮ! — вспылил Шива.

— Хорошо, хорошо, не надо рвать на себе волосы.

Элмли снова сосредоточился на картофельной запеканке с мясом, а ядовитый взгляд его друга заметался по плохо освещенной комнате, ненадолго задерживаясь то на тусклом светильнике, то на чьем-нибудь сумрачном лице. Через два столика от обиженных друг на друга приятелей обедала оживленная более обычного группа пышущих здоровьем работников социально-психиатрической помощи. Шива сразу узнал в них Особую группу захвата из «Хис-Хоспитэл». Наверное, подумал он, они тут кем-то занимались неподалеку, вот и зашли вкусить льготный обед. Он прислушался к их веселому гомону, дабы убедиться, что ничего серьезного не произошло. Высокий мужчина с землистыми, прыщавыми щеками, психиатр группы, говорил:

— Не думаю, что надо во всем винить старика, все же этот парень был здоров как черт….

— И буйный, как дьявол, — вставила блондинка с кудрявыми волосами, которая, Шива определил это с первого взгляда, была медсестрой.

— Это точно. — Нервный худой чернокожий мужчина в форменной кожано-джинсовой куртке перегнулся через стол, обвинительно подняв палец: — Но факт остается фактом: пациент мертв. Известно, что Баснер заведовал лекарствами, так я вам еще одну вещь скажу, это все знают и подавно: каким бы ни оказался итог расследования — причем еще не факт, что расследование будет, — он выйдет сухим из воды, мать его!

Другие согласно зашумели, а психиатр стал веско и размеренно говорить о должностном преступлении, о его причинах и последствиях. Но Шива больше не слушал: при упоминании имени Баснера тяжелый гул тревожного набата заложил ему уши. Его пробил озноб, и он обхватил себя руками, словно пытаясь согреться.

— Что опять? — спросил Элмли, которому никак не удавалось ухватить вилкой последние непослушные горошины.

— Н-ничего, — пробормотал Шива. — Я, п-пожалуй, пойду. — И, бросив наполовину съеденный обед — пирог, покрытый корочкой, поникшую капусту, вялый картофель — и кошелек заодно, он выскочил из столовой.

Когда, пятью минутами позже, Элмли пришел вслед за Шивой к нему в кабинет, то обнаружил, что его друга била дрожь, а кожа Шивы приняла тот самый бледно-темноватый оттенок, какой появляется у смуглых людей во время шока или внезапной болезни. Шива говорил по телефону с привратником «Хис-Хоспитэла», который был ему обязан поставкой нелегального кодеина. Пообещав держать язык за зубами, Шива с легкостью выведал шокирующие подробности произошедшего.

Баснера вызвали по громкой связи — поскольку его старший ординатор оказался недоступен — заняться разбушевавшимся больным. «Ну, один гребаный придурок-растаман… — льстиво говорил в трубку старый привратник, — я его тут уже встречал… Короче, он полностью слетел с катушек, только четверым удалось с ним справиться, тогда Баснер накинул ему жгут на руку и вколол такую дозу, что мама не горюй, но не спрыснул перед тем, как сделать укол. Так что этот наркоша огреб по полной. Может, с кем другим так бы не обошлись, но этот вроде был не особо силен по части мозгов — вы улавливаете мою мысль, доктор Мукти?»