Уилл Селф - Этот сладкий запах психоза. Доктор Мукти и другие истории

Белл пока не проронил ни слова; натянутые нити неловкости и контроля, связывающие его с прихлебателями, гудели и вибрировали. Кто-то сегодня, подумал Ричард, получит шанс отличиться, заслужить похвалу, взять на себя ответственность и сообщить что-нибудь действительно интересное, что позабавит и увлечет прочих?

Ответ не заставил себя ждать: Тодд Рейзер.

— Ни за что не догадаетесь, — начал он, — что мы с юным Ричардом только что видели… — Он подался вперед, и его блестящие волосы сползли с ворота жокейского пиджака, обнажив написанное там название веб-сайта.

— Верно, — тявкнул Адам Кельберн, заместитель главреда «Кохонес» [8] Название происходит от груб. исп. «cojones» — «яйца», яички. , модного журнала для мужчин, того самого, куда пописывал Ричард. Кельберн тоже был из второстепенных, пусть и исполненных энтузиазма, Белловых прихлебателей. — Не догадаемся. Так что сдаемся, Тодд, выкладывай.

Рейзер, чтобы приблизиться, выгнулся еще больше, превратившись в джинсово-вельветовую подставку для бокала мартини.

— Стоим мы, значит, в комнате наверху, хе-хе, и тут молодой Ричард заметил типа, который тусовался у входа в бордель напротив, кх᾿хе-хе-хе.

«Когда-нибудь-в-недалеком-будущем» Рейзер собирался снимать фильмы, ну а сейчас, разумеется, делал рекламные ролики. В общении он был резок, а временами и откровенно груб — то есть в общении со всеми, кроме Белла.

— …Значит, решили мы заключить пари, — осмелится ли он зайти и в самом деле отодрать какую-нибудь тамошнюю шлюху, хе-хе-хе… — Он смолк и шумно отхлебнул из бокала.

И тут воздух окрасился чернильными модуляциями голоса Белла:

— На сколько спорили?

Ричарду, как всегда, стало не по себе от тщательно выверенного спокойствия его голоса.

— Спорили! — Рейзер вздрогнул. — Ну, спорили… на пятишку, да, Ричард?

— Верно.

— По-любому, красавец заходит в здание траходрома и тащится пешком через три лестничных пролета. Ну, думаю, я победил — потому что я с самого начала на это ставил, — как вдруг он разворачивается и катится вниз, хе-хе-хе-хе…

Даже своим хихиканьем Рейзер эксплуатирует женщин, с негодованием подумал Ричард, чувствуя, как мысль об эксплуатации женщин неодолимо овладевает им.

— Вообще-то, — заметил Ричард в открывшуюся, чтобы поглотить анекдот, пасть, — домой он не пошел.

— Да ну? — Рейзер умудрился высморкать эти два односложных слова.

— Ну да. Он зашел в клуб.

— Сюда? В «Силинк»? — Это произнесла Урсула Бентли. Она разговаривала с Ричардом… в том числе. У него ёкнуло сердце.

— Ага. Вон он стоит, у барной стойки, с Джулиусом треплется.

Шесть пар расчетливых глаз ненавязчиво проследовали в указанном Ричардом направлении и принялись обозревать толстячка в тренчкоте, точно окончательно избранную жертву.

— Кхе-хе-хе-хе, — захихикал Рейзер, — чтоб меня перекосило, молодой Ричард прав!

Никто не обратил на него внимания, потому что несколькими едва заметными непосвященному глазу движениями Белл дал понять, что желает говорить.

— О᾿кей, — произнес он, — давайте немного повеселимся. Слэттер, спустись-ка к консьержу и узнай, как зовут нашего лысого друга. Рейзер, пойдешь с ним. Как только ухватишься за дверную ручку, сразу же ступай через дорогу. Говоришь, он поднимался на верхний этаж, — очевидно, там есть какая-то шлюха, которую он либо хочет видеть, либо уже вида ее не выносит. Сунешь ей бабла, пусть придет сюда и назовется личной гостьей этого, лысого, потом зайдет в бар — словом, устроим им маленькое рандеву. — Последние два слова он произнес по-французски.

Ричарда ошеломила вибрирующая, оглушительная тишина, наступившая после этих слов. Он чувствовал себя так, будто кто-то огрел его по затылку рыбьей тушей весом не меньше центнера.

Примерно так же чувствовал он себя и три часа спустя, когда сидел в самом дальнем углу «Дыры» — нелегального питейного заведения, расположенного на Олд-Комптон-стрит в недрах подвала магазинчика, торговавшего порнухой и всякой мелочью. Ричард был ошарашен здешней атмосферой — абсолютно, нарочито зловещей. Он никак не мог забыть выражение лица давешнего бедняги, когда в бар вошла та самая шлюха, украдкой скользнула к нему и игриво положила руку в синяках на эполет его тренчкота и потерлась обесцвеченной пероксидом бровью о его плечо. Ричард запомнил его лицо, близорукий, пронизанный болью взгляд и пунцовую краску, которая залила шею и быстро поднялась до самых кончиков редких волос несчастного. И Ричарду стало стыдно — оттого, что все это случилось из-за него.

И вот он сидел с мрачным видом, судорожно цепляясь за соломинку трезвости в бушующем море опьянения. Белл тоже был там — стоял поблизости, болтая с двумя чернокожими парнями в жилетках со шнуровкой и синих рабочих брюках, и чувствовал себя превосходно. Белл был в ударе: он даже держался так же, как они, и — Ричард едва уловил это сквозь неумолчный шум — разговаривал почти как они, то есть с акцентом и оборотами, присущими чернокожим, став, таким образом, ближе и понятнее собеседникам.

И Урсула там была. Выглядела по-прежнему безупречно — даже в столь поздний час. Ричард не заметил покраснений вокруг ее синих глаз, а копна ее густых каштановых волос нисколько не потускнела и не засалилась. Скорее наоборот — этот вечер со всеми спиртными излишествами только придал ей жизни, живости. Укрывшись за опьянением, точно за деревом, он все вглядывался в ее черты. И как она могла общаться с подобными людьми? Как могла спокойно воспринимать жестокие шутки вроде той, которую они только что сыграли над беднягой в тренчкоте, — если не была порочной по самой сути своей? Как она могла?

Ричард понял, что ему угрожает опасность — опасность выставить себя идиотом. Он был слишком пьян. Когда, пошатываясь, Ричард побрел сквозь толпу посетителей в сортир, расположенный в конце подвальчика, дабы исторгнуть из себя всю скверну, он то и дело спотыкался о чужие лодыжки и задевал бумажные стаканчики. В уши его лились проклятия, но он слышал их будто откуда-то издалека, — ибо им приходилось преодолевать юдоль слез. Я стою, сосредоточенно думал он, фокусируясь на моменте, когда моча начнет изливаться из пениса, так что она со мной не уйдет. А она пойдет со мной? О! Пойдет?!

Конечно же Ричард знал, что и она тоже. Вряд ли кто-то из перманентной клики Белла избегнул сей участи. Это был просто еще один способ поставить на них свое клеймо, вроде выдачи удостоверения члена клуба. Это происходило всего один раз… или не один? Она ведь была такая… такая, блин, соблазнительная! Идеальная фигура: большая и высокая грудь — причем без всяких ухищрений с ее стороны; талия, которую так и хотелось обнять, гибкие бедра и длинные, сильные ноги; и это лицо! Глаза, голубые-голубые, обалдеть можно; темные брови идеальной формы, где надо — округлости, где надо — острые углы, обтянутые безупречной розовой кожей. Как-то раз Урсула невзначай сообщила Ричарду, что ее туалет состоит лишь из капельки увлажняющего крема и «Жики», нежного и неудержимо эротичного аромата, созданного Герленом для императрицы Евгении.